Аркадий Кудря - Фердинанд Врангель. След на земле

Вот уже семь лет, с тех пор, как, обогнув половину земного шара на бриге «Рюрик», он прибыл в американские колонии России, его тело, душа и мозг все надежнее пропитывались ядом дальних странствий, которому особенно подвержены люди, профессионально связавшие себя с морем. И здесь, на службе в Российско-Американской компании, он успел повидать немало: ходил к богатым каланами и котиками Командорским островам, бросал якорь у хмурых гор острова Уналашка, совершал вояжи и на юг — к благословенным Сандвичевым островам и солнечному побережью Калифорнии. Там, в порту Сан-Диего, как-то совершил поступок, который многие сочли подвигом: рискуя жизнью, вытащил из воды около десятка тонувших солдат Мексиканской Республики с потерпевшего аварию корабля. Сам же Васильев, когда товарищи поздравляли его с геройством, лишь смущенно морщился: мог ли он, видя, что людям грозит беда, поступить иначе?

В последние два года жизнь распорядилась направить пути странствий штурмана Васильева в еще не исследованные русскими края материковой Аляски. Относительная неудача прошлогоднего похода, когда достичь Кускоквима не удалось, лишь раззадорила поисковый азарт штурмана. Прежде чем отправляться весной в новый поход, он разузнал от приходивших в Александровский редут туземцев пути переноса лодок через горы, разделяющие бассейн Нушагака от бассейна Кускоквима.

Зимой на Кадьяке, в Павловской гавани, сыграл свадьбу с давно владевшей его сердцем русоголовой и ясноглазой девицей Екатериной Мордовских, дочерью тамошнего священника. Слабые протесты молодой жены не поколебали твердого намерения штурмана вновь испытать судьбу.

Первый поход по рекам и озерам Нушагакской водной системы привил штурману Васильеву убеждение, что очень важно иметь в спутниках по крайней мере одного, опытного и совершенно надежного человека, на которого можно положиться как на самого себя. И такой человек на примете был — креол Семен Иванович Лукин, ровесник Васильева, уроженец этих краев, владевший языком приморских туземцев и всеми приемами выживания человека в дикой природе, которые веками вырабатывали его предки с материнской стороны.

В конце мая, едва на реке Нушагак сошел лед, вновь отправились в путь из Александровского редута на трехлючных байдарках и купленных у туземцев с Кускоквима двух берестянках, незаменимых по своей легкости при переносах через горы.

Управляющий редутом, пятидесятилетний Федор Колмаков, родом из Тобола, заставший в Русской Америке еще барановские времена, дал им в подмогу одиннадцать проводников-кускоквимцев. А несколько их родственников, дабы обеспечить безопасность похода на случай возможных стычек с местными племенами, почел за лучше оставить при себе в редуте заложниками-аманатами до благополучного возвращения Васильева с Лукиным.

Поднимаясь по Нушагаку и затем северным его притоком, рекой Ильгаяк, в верховья, торопились, чтобы попасть на Кускоквим не позднее июля: кто ж знает, сколь времени займет обратный сплав по Кускоквиму к морю?

Проводники особой дружбы по отношению к своим спутникам не проявляли. Должно быть, обиделись, что их родичей удержали в редуте аманатами. И потому Васильев с Лукиным во время ночных привалов спать ложились поочередно, и каждый из отдыхавших клал рядом заряженный дробью пистолет. Да и места для отдыха старались выбирать на открытых для обзора полянах и чтобы не было рядом предательских кустов.

И так они поднимались по реке все выше, минуя бобровые хатки-бараборы, как называл их Лукин, и бурлящие пороги — здесь лодки с грузом поднимали на плечи и переносили берегом, — а лес, состоявший из сосны, елей и березняка, все мельчал, пока в предгорьях не выродился вовсе, и теперь берега реки опушали лишь ольховые и тальниковые кусты.

Дней пять шли разделяющим реки возвышенным тундровым плоскогорьем, и каким же облегчением было избавиться на продуваемых ветром высотах от мучившего в долинах комарья.

И вот исток новой реки, пока более похожей на малопригодный для навигации ручей, но она уже принадлежит иной водной системе, и проводники говорят, что имя ей Хохолитна и по ней выйдут на Кускоквим.

Через день пути можно перебраться в лодки. Окрестный ландшафт меняется, как в зеркальном отражении: кусты постепенно уступают место деревьям, и чем полноводней становится река, тем выше тянут они к солнцу вершины.

Впрочем, солнечные дни сменились пасмурными, проливные дожди иногда не прекращались по несколько часов, а река будто радовалась прибавлению воды, все озорнее играла на стремнинах легкими лодками, норовя кинуть их на камни.

На одном из порогов случилось непоправимое: трехлючная байдарка, на которой плыл с проводниками Васильев, перевернулась. Никто не пострадал, но, обсушиваясь у наскоро разведенного костра, Васильев обнаружил, что остался без хронометра, так необходимого для точного географического определения мест. Попытки найти его успехом не увенчались.

На устьях принимаемых Хохолитной более мелких речек стали попадаться туземные летники местных жителей — таких же краснокожих, как проводники Васильева кускоквимцы, в одеждах из оленьей кожи, кокетливо украшенных бахромой, с воткнутыми в волосы орлиными перьями. Они настороженно встречали путников, в удивлении таращились на выделявшегося среди других начальника партии, из чего Васильев сделал вывод, что эти туземцы впервые в жизни встретили в своих краях «белого» человека с европейским складом лица, хотя, без сомнения, слышали о таких людях от своих соплеменников. Недорогие подарки помогали наладить взаимопонимание, и вскоре начинался торг. В обмен на бисер, зеркала, ножи, металлические кружки туземцы могли предложить бобровые шкурки, оленье мясо, рыбу.

Дальше встретилась еще более крупная река, которая принимала в себя Хохолитну, и проводники сказали, что это Холитна и через несколько дней пути она приведет их на Кускоквим. И вот тут начались проблемы: в одну ночь пропали двое из сопровождавших отряд кускоквимцев. На следующую ночь партия уменьшилась еще на двух человек.

Обсудив ситуацию с Лукиным, Васильев услышал от него, что, вероятно, туземцы опасаются кары от вождей местных племен за то, что без дозволения привели сюда чужаков. На вопрос, что же им делать, Лукин ответил, что пора пригрозить старшине проводников и объяснение с ним он готов на себя. Разговор креола, кажется, всерьез обеспокоил туземцев. «Что вы им сказали?» — поинтересовался Васильев. «А я, ваше благородие, объяснил их дурным головам, что ежели они будут исчезать без нашего дозволения и впредь и против нас будет замыслено что-то дурное, их родственникам, оставшимся в редуте аманатами, тоже не поздоровится».