Исай Калашников - Гонители

— Тебе стало лучше?

Он открыл глаза. Хулан сидела рядом, подперев руками щеки, пристально смотрела ему в лицо, словно хотела проникнуть в его думы.

— Слабеешь… — со вздохом сказала она. — А ты всем нам нужен сильным и крепким. Отвернись от Джучи. Он не стоит того, чтобы о нем думать. Если позволишь, о нем подумаю я. — Взгляд ее стал жесток, губы плотно сжались.

Хан промолчал.

Войско продолжало движение в родные степи. Резвун ветер расчесывал травы, опахивал лица горечью полыни. Хан больше обычного сутулился в седле, смотрел перед собой исподлобья, и взгляд его светлых глаз был нерадостен.

В лощине с ручейком солоноватой воды Захарий остановился на дневку.

Стреножив коня, лег на попону, густо воняющую лошадиным потом. Лощина неплохо укрывала от людского глаза, но все равно он был неспокоен. Дорога приучила к осторожности. Из стана Джучи выехал, ведя в поводу двух заводных коней. Стараниями Судуя седельные сумы были набиты доброй едой.

Запаса могло хватить на весь путь. Но ему не раз приходилось отбиваться и убегать от лихих людей. Растерял и коней, и запас пищи. Одежда истрепалась, монгольские гутулы прохудились. Питался Захарий чем придется — где птицу подшибет, где корни пожует, спал вполглаза, вполуха. Порой даже раскаивался, что так бездумно тронулся в дорогу. Судуй, добрая душа и брат его названый, уговаривал: подожди, подыщи попутчиков. Но он не мог ждать. Гибель отца и Фатимы отвратила его душу от людей, чье ремесло война. Воины хвастались, кто и сколько убил врагов, а он видел перед собой отца, падающего на чужую землю с раздробленной головой, Фатиму, уносимую клокочущим потоком, и ему хотелось броситься на хвастунов с кулаками. Еще больше он ненавидел своего бывшего хозяина Махмуда Хорезми, Данишменд-хаджиба и других прислужников, вместе с ними и себя, глупого, пустоголового…

С Судуем простился в ковыльной кыпчакской степи. С неба валил тяжелый мокрый снег. Сырой ветер шевелил гривы коней, полы халатов. Друзья почти не разговаривали. Дороги их жизни расходились, и оба понимали — навсегда.

Судуй попробовал шутить, но шутки не вышло, он огорченно махнул рукой.

— Пусть небо хранит тебя, анда. Пусть у тебя будут дети и много скота.

— Спаси тебя господь, друже. Поклонись от меня отцу, матери. Будь счастлив ты и твои дети.

Захарий тронул коней, поехал, заворотив назад голову. Судуй махнул рукой, и ветер хлестал его по лицу мокрым снегом. Вскоре он стал неразличим за мутно-белой завесью.

«Где сейчас Судуй? Что с ним?» — подумал Захарий, поворачиваясь на бок. Сопела и хрумкала, срывая траву, лошадь, недалеко на белом камне сидел коршун, чистил клювом перья. Хорошо пригревало солнышко, и думы Захария стали тяжелеть, веки смежились. Спал он, кажется, недолго.

Разбудил его какой-то шорох. Открыл глаза и увидел перед собой ноги в старых, с вытертыми в голенищах сапогах. Рванулся, протягивая руку к копью. Его придавили к земле, связали, сняли пояс с ножом и саблей, обшарили седельные сумы и одежду. Однако до мешочка с золотом Фатимы не добрались, и Захарий понял: эти люди не грабители караванов, не удальцы, промышляющие на дорогах. Уж те знают, что и где искать.

Его поставили на ноги. Старик с ловчим соколом на руке подъехал к нему, склонился с седла, спросил по-тюркски:

— Откуда ты и кто такой?

Захарий как будто ничего не понял. Ему надо было оглядеться, уразуметь, что это за люди, что им можно сказать, о чем лучше умолчать. Их было пятеро. По виду все не воины. Старику много лет, а остальным, напротив, мало — отроки. И доспехов нет ни на одном, ни сабли, ни мечей тоже ни у кого нет, только луки со стрелами. Скорей всего охотники. Но почему они его схватили, ни о чем не спросив? Разве добрые люди так делают?

Разглядывая его оружие, они гадали, кто он.

— По лицу урус, — сказал старик. — Но они такую одежду не носят.

— А если он из неведомых врагов?

— Все может быть, — согласился старик. — Поведем его к Котян-хану. Он дознается.

Они привязали Захария к седлу, поехали. Захарий висел головой вниз, видел только мелькающие ноги своего коня и высокую траву. Он надеялся, что путь далек, где-то они остановятся отдыхать, может быть, даже почевать. Он попросит развязать руки… Дальше будет видно. Судя по всему, старик не раз встречался с русскими. Стало быть, это земля половецкая. До дому рукой подать. Обидно будет, если его опять продадут в рабство.

Однако половцы нигде не останавливались, гнали коней до вечера.

Захарий уловил ноздрями запах дыма, вскоре послышались голоса людей, блеяние овец, ржание коней. Его сняли с седла у шатра из выбеленной солнцем и ветром ткани. Кругом рядами стояли крытые кибитки. Под огромным котлом горел огонь, пахло вареной бараниной. Захарий сглотнул слюну и, подталкиваемый стариком, ступил под полог шатра.

— Соглядатая поймали, хан, — сказал старик, кланяясь пожилому человеку с подковой вислых усов под хрящеватым носом. — По-нашему не говорит. И одежды такой я не видел.

— Одежду при нужде не выбирают, надевают какая есть. — Неожиданно хан спросил Захария по-русски:

— Как попал сюда?

Услышав родную речь, Захарий вздрогнул. Это не укрылось от внимательного глаза Котян-хана.

— Боишься? Разве не знаешь, что моя дочь — жена Мстислава Удатного, князя Галицкого? Говори: зачем ты здесь? Почему у тебя чужое оружие, чужая одежда? Кем послан?

Захарий оторопело молчал. К этому он был не готов. Он так давно не слышал русской речи! Говорил хан не совсем чисто, смягчая многие звуки, но в выборе слов не затруднялся…

— Не понимает! — огорчился старик. — По-нашему спрашивал — молчит.

По-урусутски спрашиваешь — молчит. Хан, он из этих, чужедальних врагов. Я сразу понял.

— Не враг я вам! — сказал по-тюркски Захарий. — Что я вам сделал?

— Ай-вай! — Старик от неожиданности попятился.

Круто изогнутые брови Котян-хана взлетели на лоб, в глазах вспыхнули холодные огоньки.

— Так ты из тех тюрков, которые отдали врагам свою землю, а теперь ведут их на наши?!

— Какой я тюрок! Киянин я, — по-русски заговорил Захарий.

Котян-хан уже не удивлялся, но взгляд его стал еще более жестким.

— Не знаю, кто ты, однако вижу твое непрямодушие. Честному человеку от нас таить нечего! Или ты сейчас же во всем сознаешься, или будешь убит.

— Ну и убивайте! — в отчаянии выкрикнул Захарий, озлобился:

— Почему я тут и почему был там, у вас спросить надо! Не вы ли вместе с князем Рюриком Ростиславичем жгли посады киевские, полонили нас и продавали в чужие земли? Из-за вас горе мое и мытарства мои!

— Ты был в Хорезме? — спросил Котян-хан. — Кто такие Чэпэ и Супутай, знаешь?

— Джэбэ и Субэдэй-багатур? Знаю…