Исай Калашников - Гонители

— Если это был Мухали… — начал Джамуха.

— А кому же быть другому? — перебил его Нилха-Сангун. — Конечно, это был он. И послал его Тэмуджин!

— Не может быть! — На шее хана вздулись жилы, он резко наклонился вперед, сграбастал Хунана за воротник, с силой рванул, закричал не своим голосом:

— Врешь, раб!

— И я думаю — врет, — сказал Джамуха, шагнул к Хунану, пнул вбок. Признайся хану-отцу — врешь?

— Смилуйтесь, высокие нойоны! Зачем же мне врать? Я думал, заслужу награду, а вы меня бьете…

— А может быть, и не врет, — сказал Джамуха.

— Конечно, он говорит правду! — Нилха-Сангун вскочил на ноги. — Я давно подозреваю, что Тэмуджин переведывается с найманами.

— Ты всех во всем подозреваешь! — сердито сказал Ван-хан.

— А кто упустил Эрхе-Хара, Буюрука и этого самого Коксу-Сабрака?

Тэмуджин. Кто подставлял наших воинов? Тэмуджин. Кто предупредил Коксу-Сабрака, чтобы он не вылезал из лощины? Тоже, думаю, Тэмуджин.

Почему же ты, отец, закрываешь глаза?..

— Подожди ты, подожди… — Непослушными руками Ван-хан растирал виски. — Я хочу видеть Тэмуджина. Я обо всем его спрошу.

— Он никогда не признается в таком постыдном поступке!

— А может быть, позвать? — вмешался в разговор Джамуха. — Я бы перед лицом хана-отца не смог утаить ничего. Только вот… Боюсь, если Тэмуджин поймет, что его двоедушие разгадано, ударит на нас в открытую. С одной стороны он, с другой — Коксу-Сабрак… И мы погибли.

Ван-хан вскинул руки, поднял страдальческий взгляд вверх.

— Боже великий! Что ты делаешь с людьми?

— Отец, они разобьют нас! Я не хочу больше скитаться по чужим землям.

— Но что делать, сын?

— Надо уходить, — сказал Джамуха. — Пока никто ни о чем не догадывается, мы тихо снимемся и уйдем. Утром будем далеко отсюда.

— Да, да… — Хан тяжело поднялся. — Будем уходить… Что же это делается, великий боже? Кому верить? На кого надеяться? — Он сморщился, будто от зубной боли.

Джамуха возвратился к себе, ткнул Хунана кулаком в бок.

— Не болит от моего пинка? Ничего, татарка вылечит.

Хунан промолчал.

Воины, сотня по сотне, уходили в темноту ночи. Падал снежок, заглушая стук копыт и тихие голоса. Джамуха поднял глаза к черному небу, засмеялся.

Из тонких, невидимых другим паутинок он сплел крепкую сеть и кинул под ноги анде Тэмуджину — хорошо! Хотел бы он завтра увидеть лицо анды, когда тот поймет, что остался один на один с Коксу-Сабраком…

— Разбудите хана!

— Тише, Мухали, тише, — попросил Боорчу. — Тебе приказано не спать ночами для того, чтобы спали другие.

— По пустякам я никого не бужу, Боорчу! — В голосе Мухали прозвучало сердитое нетерпение.

Тэмуджин приподнялся на локте. В тесной походной юрте тлел аргал, по стенам ползали красные блики света. Перед дверями спали Джэлмэ и Субэдэй-багатур. Боорчу сидел на постели, зевая, почесывал босые ноги. У порога, упираясь шлемом в крышу юрты, стоял Мухали. На воротнике его халата белел снег. Заметив, что Тэмуджин проснулся, он перешагнул через спящих сыновей кузнеца.

— Хан Тэмуджин, твой анда Джамуха и Ван-хан ушли.

Боорчу замер с открытым в зевоте ртом, из его груди вырвалось восклицание, как у человека, на которого внезапно плеснули холодную воду.

— Куда ушли Джамуха и Ван-хан? — спросил Тэмуджин.

— Должно быть, в свои нутуги.

— Как в свои нутуги? Ты что, набрался архи?

— Ушли, хан Тэмуджин. Мы остались одни. Я сам все проверил…

— Несешь какую-то глупость… — Он не верил Мухали, но руки сами собой натянули гутулы, набросили на плечи халат. — Взгреть тебя надо.

Он вышел из юрты. Холод охватил согретое постелью тело. Плотнее запахнул халат, вгляделся в ту сторону, где стояли Ван-хан и Джамуха. Там мирно мерцали огни.

— Мухали, ты что, ослеп, не видишь огней?

— Огни-то горят, но у огней никого нет.

И все равно он не верил, не мог поверить, однако холодок тревоги проник в грудь.

— Коня!

Вскочив в седло, помчался к огням. Конечно, подле них никого не было — ни одной живой души! Струился дымок, взлетали и гасли искры, взблескивали падающие снежинки. Что-то жутковатое было во всем этом.

Услышав стук копыт, он вздрогнул. Из темноты вынырнули Субэдэй-багатур и Мухали.

— Не понимаю, — сказал он, и губы задрожали от обиды. — Чтобы уйти от волчьей стаи, ей бросают паршивую овцу. Но разве я паршивая овца?

— Хан Тэмуджин, времени до рассвета осталось немного. Надо уходить, сказал Мухали.

— Да, надо уходить… Субэдэй-багатур, поезжай по следу, посмотри, куда они пошли. А ты, Мухали, поднимай людей.

Он шагом вернулся к своему стану. Воины уже разобрали его юрту, сворачивали войлок. У огня толпились нойоны, тихо, словно опасаясь, что их услышат найманы, разговаривали.

— Чего ждете? — угрюмо спросил он. — Когда проснется Коксу-Сабрак?

Все — к своим воинам! Джарчи и Хулдар, вы пойдете последними, и пусть ваши глаза будут на затылке. Сборы без шума. Джэлмэ, проследи. Руби на месте всякого, кто разинет рот.

Он все яснее осознавал грозную опасность, нежданно нависшую над его войском… Коксу-Сабрак, надо думать, бросится в погоню и рано шли поздно настигнет. Сил у найманов достаточно, чтобы свернуть ему шею. Потом настанет черед и Ван-хана — неужели это не понятно старому глупцу? И о чем он только думал!

Прискакал Субэдэй-багатур.

— По их следу я доехал до речки. Они направились прямиком в кочевья кэрэитов. Мы пойдем за ними?

— За ними ходить нечего, — сказал Боорчу. — Коксу-Сабрак нагонит нас, мы будем драться, а они без спеха уйдут дальше. Для того и бросили нас.

В темноте строились воины, тихо, без обычных разговоров, лишь сопели кони да изредка звякали стремена.

— За Ван-ханом не пойдем, — сказал Тэмуджин. — Но мы не знаем, за кем увяжется Коксу-Сабрак.

К ним подъехал шаман Теб-тэнгри.

— Хан Тэмуджин, я могу отправиться к найманам. Попробуем договориться с Коксу-Сабраком.

— Нет, — после короткого раздумья ответил он. — Мы потеряем время. На рассвете Коксу-Сабрак поймет, в чем дело, и мы окажемся в его руках. Надо думать о другом — как уйти.

— Хан Тэмуджин, я, кажется, знаю, как можно уйти, не оставив следов.

— Субэдэй-багатур наклонился к нему через луку седла, заговорил тише:

— По следу Ван-хана мы дойдем до речки. Но переправляться не станем, двинемся вниз по течению. Вода скроет следы.

В темноте белела степь, припорошенная снегом, на ней темнела широкая полоса — след, оставленный войском Ван-хана и Джамухи. По нему Тэмуджин привел воинов на берег речки, велел остановиться, сам спустился к черной лоснящейся воде. Конь нехотя ступил в реку, под его копытами захрустели донные камешки, всплеснулись, забулькали быстрые струи. Что ж, можно попробовать уйти так.