Сергей Зарубин - Трубка снайпера

Зашел однажды в дом Номоконовых незнакомый человек и, осмотрев стены, сказал:

– Нам сообщили, что вы укрыли после демобилизации вин­товку. Где прячете?

– Это как? – удивился Номоконов. – За дверью она, гляди.

– Закон знаете? – строго сказал приехавший. – Придется при­влекать к ответственности.

– За что?

– За незаконное хранение оружия.

Полез в сундучок Номоконов, долго рылся в нем, перебирал бумажки. Вот она, справка с печатью и росписями, хорошо, что не выбросил.

–Даже через границу разрешили!

Взял справку человек из районного центра, прочел, усомнился:

– Что за особые отличия у вас?

– Стало быть, имеются.

Опять полез Номоконов в сундучок, достал узелок, бережно развязал. Фуражка, погоны старшины, орден Ленина, орден Крас­ного Знамени, два ордена Красной Звезды, медали. Посмотрел при­ехавший на реликвии воинской славы, нахмурился:

– Почему не носите? Так и получается… Не знают в селе о ваших наградах.

– Знают, – строго сказал Номоконов. – Из нашего колхоза, которые живыми вернулись с войны, каждый имеет награды. Бе­режет народ ордена, ценит, кровью заплатил за них. А я так… По праздникам наряжаюсь, редко. Ты походи по селу, поспрашивай. Со стороны вроде обыкновенные люди в нашем селе, а по боям да тру­довым делам – памятник им надо тесать из камня! Я что… Говорили как-то на собрании. Много героев вышло из нашего села, а предате­ля ни одного не нашлось. И оружие нам прятать ни к чему.

Не простился приехавший, куда-то исчез, а потом снова пришел.

– Вы хоть уберите подальше подарок… Не положено оружие иметь… Раз нет охотничьей бригады – нельзя!

Снял с гвоздя винтовку Номоконов, вынул из дула тряпицу, решительно протянул:

– Забирай. Это после войны, когда голодно было, я на охоту ходил. Коз приносил людям, которые землю пахали, сено косили. Как им без мяса? Себе мало что брал – потрох. Обыкновенно я живу, гляди. Напрасно кто-то позавидовал, пожаловался. Перед взятием Кенигсберга получал эту винтовку, как память оставалась. С десяток фашистов убил из нее, салют давал, а потом на Хингане действовал. Ладно бьет: зря не бросайте, жалейте.

Наступила осень 1953 года – особо памятная для тружеников таежного колхоза. Перед большим праздником вдруг приехали из района монтеры, поставили трансформатор, залезли на высокую опору и подключили к «чужим» проводам давно бездействовав­шую колхозную электросеть. Старики ходили в гору и, вернувшись, сообщили, что ни одна лампочка не потухла на улицах горняцкого поселка. Всем хватило энергии. Вновь вспыхнули в домах колхоз­ников «лампочки Ильича».

Зима выдалась теплая, с частыми снегопадами. Южные ветры дули над Нижним Станом. Большие и малые события, случившие­ся в ту теплую зиму, будоражили людей, волновали.

Приехал жить в село начальник дорожного отдела горного комбината Яков Михайлович Опин. Знали его колхозники: в годы войны он со своим отрядом проложил немало дорог по тайге. Ра­достным событием был отмечен день, когда подошла дорога к горе Узул-Малахай 22. Вот тогда, в марте 1942 года, один из рабочих на­шел в забое большой, с кулак, самородок. Все помнят: радостный, он сбежал с горы и кинул в кузов окрашенного кумачом грузовика глыбу кварца с куском золота.

– За нашу победу над фашизмом!

Много грузовиков с маленькими мешочками в кузовах отошло потом от горы, где когда-то бродили дикие звери…

Старый рабочий, дорожник, в прошлом хлебороб, стал пред­седателем колхоза. С группой старожилов несколько дней ходил Опин по увалам и падям, забирался на хребты, осматривался.

Вскоре произошли перемены и в жизни Семена Даниловича Номоконова. Однажды вечером, когда колхозный конюх чинил дома сбрую, пришел к нему техник-строитель, секретарь партийной орга­низации колхоза Дмитрий Степанович Собольников. Прихлебы­вая из кружки теплый чай, пожилой человек, глядя из-под навис­ших бровей, говорил твердо и спокойно:

–За помощью пришел. Извини, что не сразу узнал о тебе. Сда­вай завтра дела на конюшне и приходи в правление. Решили назна­чить тебя бригадиром. Шесть подвод выделим, автомашину… На передний край посылаем тебя, Семен Данилович, на очень важ­ный и ответственный участок. Задание даем самое боевое. Дорогу пробить к Медвежьей, к целинному участку.

Утром парторг Собольников привез теплые вещи для моло­дых целинников. Бригада была уже в лесу. По сторонам просеки лежали только что спиленные деревья. Возле сосны стоял Номоко­нов и, покрикивая, учил ребят валить лес:

– Не торопись! Вроде нехитрое дело, а думать надо, головы бе­речь. Слышишь, Востриков! Чего бегаешь с топором вокруг дерева? Так надо, гляди! Ствол прямой. В какую сторону надо свалить, с той и затеску делай. Сегодня ветер, и это бери на ум. Куда дует? – выдох­нул Номоконов пар изо рта. – В нужную сторону, на восток. Стало быть, против ветра делай затеску. Теперь с другой стороны, чуть повыше пилить надо. Вот и рухнет. Перед этим осмотрись, товарищей предупреди. Низко не надо: недельки через две потепле­ет, трактором выдернем пни. Потом канавы прокопаем, гальку привезем, все подровняем. Хорошая будет дорога!

Выходили из домика на рассвете, мылись сыпучим снегом, торопливо завтракали и шли на просеку. Надвое разделил свою бригаду Номоконов. Со стороны села дорогу к Медвежьей пади прокладывало звено из местных жите­лей, навстречу им пробивались ленинградцы, приехавшие подни­мать забайкальскую целину.

Холодным вечером, когда дико выла пурга, пришли в лесной домик парторг Собольников и звеньевой Ефим Журавлев.

– Дело срочное, – собрал парторг людей. – К Первому мая дорога должна быть готова. Мы решили дать каждому звену кон­кретное задание. Первое звено решило вызвать ленинградцев на соревнование.

– Снег пошел, – тихо сказала Светлана Комкина.

– Выходной объявите? – усмехнулся Ефим Журавлев. Креп­кий, в расстегнутой телогрейке, он явно бравировал закалкой. –В городах, конечно… под крышами молодежь работает.

– И у нас холода бывают, – строго сказал групкомсорг Коль­цов. – И без крыши жили. Мы принимаем вызов, еще посмотрим, кто объявит выходной.

Так началось соревнование. Разработали условия, обсудили обя­зательства и подписали их. А утром еле-еле открыли дверь – снега намело много. Нерешительно разобрали ленинградцы топоры и пилы, тронулись к просеке. Люди из обоих звеньев были дороги бригадиру, но он старался все время' находиться возле тех, которым никогда не приходилось жить в тайге. Остановился Номоконов, задумался.

– Погодите, – задержал он ребят. – Так думаю, что не пойдем лес рубить.

– Почему? – удивились целинники. – Отстанем!