Олег Михайлов - Генерал Ермолов

— Васька тоже идет в Париж! — кричали усатые ветераны. — Держись, француз! Направо, налево — раздайсь!

И общий хохот ускорял движение.

Большая парижская дорога, по которой споро двигалась гвардия, была испорчена, и как будто нарочно: огромные камни выворочены на ребро, а величественные тополи, росшие по сторонам, вырублены и свалены поперек тракта.

Иногда попадались трупы ободранных лошадей, куски кожи от киверов и ранцев.

Чем ближе к столице, тем чище и обширнее становились строения в деревнях и местечках, а земля — плодороднее.

Фруктовые деревья и зеленеющая пшеница готовы были развернуться с первым дыханием весны, и жаворонки уже купалпсь в небе.

— Ишь, щевропок, юла, порхает на месте, — говорили гвардейцы и вспоминали родные деревни. — Жаворонок — к теплу, зяблик — к стуже…

Во дворах стояли скирды с хлебом, но не было ни души.

Ермолов запретил фуражировку и везде, где проходил, оставлял для охранения деревень караулы. Наконец за Суассоном солдаты увидели вдалеке, на возвышенностях, густой пушечный дым. Это Раевский с авангардом главной армии сбивал французов, которые, слабо сопротивляясь, отступали к Парижу.

Сняв треуголку, Ермолов указал ею на холмы справа от дороги, украшенные машущими крыльями мельницами:

— Монмартр! Предместье Парижа!..

— Здравствуй, батюшко Париж! — разнеслось по рядам. — Как-то ты расплатишься с нами за матушку Москву!..

Сорокатысячный отряд маршалов Мармона и Мортье готовился защищать столицу Франции, в то время как Наполеон с остальной частью войск пытался с тылу тревожить главную армию.

Наступило 18 марта — радостный день для славы русского оружия и несчастный и бедственный для Наполеона.

Гром битвы и крики «ура!» наполнили окрестности Парижа — такой» столица Франции не слыхала с салгых древних времен. Ермолов в свите Александра I внимательно следил за действиями корпуса Раевского, стоящего в огне с пяти утра. Тут же находились великий князь Константин, Шварценберг, Барклаи-де-Толли, Милорадович, Аракчеев, многочисленные штаб-офицеры, флигель-адъютанты и приближенные императора. Непрестанная пушечная пальба и ружейные хлопки слышались впереди, от Бельвильской высоты, пкрывающей Париж. Густые колонны неприятельских каг.алеристов в светло-серых мундирах и высоких куньих шапках силились вернуть селение Пантеп и Роменвиль, занятые русским авангардом.

По диспозиции Раевскому назначено было атаковать центр французских войск; одновременно принцу Вюртембергскому — овладеть на левом фланге мостами через Марну и очистить Венсенский лес; Силезской армии Блюхера на правом крыле — занять высоты Монмартра. Однако принц Вюртембергский был еще далеко от поля сражения, а офицер, повезший Блюхеру приказ, заблудился и прибыл к нему поздно, когда уже кипел бой, в котором дрались только русские.

Так прошло несколько томительных часов. Все опасались, что в Париже появится Наполеон, который даже без счежего войска может дать сражению новый оборот. Нужно было торопиться, чтобы упредить противника. Но вот наконец справа послышался ружейный и пушечный огонь, возвестивший о прибытии Блюхера. Русские егеря во всей парадной форме пошли прямо в лоб на французов, защищавших Монмартр, с музыкой, песнями и барабанным боем.

Александр I подозвал к себе Ермолова, которому помимо русской подчинялась прусская и баденская гвардейская пехота.

— Алексей Петрович, настала пора определить жребий сражения, — сказал царь по-французски громче, чем нужно, так как чувствовал, что изрекает историческую фразу. — Я не хочу мстить Франции за Москву, но воюю только с Наполеоном. Ступай на Бельвиль и возьми эти восточные ворота Парижа!..

Щадя русскую гвардию, Ермолов двинул вперед пруссаков и баденцев. К тому времени корпус Витгенштейна и гренадеры Раевского четыре раза атаковали Бельвиль, доолраясь до самых батарей, и четыре раза были вынуждены отступить. Кровопролитие началось ужасное, потери с ооеих сторон были значительны, и неприятель несколько отступил. Два полка прусской гвардии насчитали убитыми и ранеными более 80 офицеров, а у бадепцев из 800 человек в батальоне осталось всего лишь 80.

Перелом был достигнут. Пруссаки подходили к Ермолову и в присутствии государя поздравляли его, прибавляя:

— Сегодня ваш Красный Орел почернеет…

Ермолов получил от прусского короля крест Красного Орла 1-й степени за Кульм, но высшим военным орденом считался крест Черного Орла. Фридрих-Вильгельм, однако, не пожаловал ему эту награду из-за потерь, понесенных прусской гвардией.

Теперь надо было развить успех, тем более что на левом крыле союзников показались наконец колонны принца Вгортембергского. Ермолов во главе гвардейской пехоты пошел большой дорогою через Пантен, в то время как Милорадович повел гренадер еще левее — через Турель на Мениль-Монтан.

Яростным было последнее сопротивление французов. С высот Бельвиля поднялась страшная стрельба, несшая с собой смерть и разрушение. Гранаты беспрестанно разрывались вокруг; один осколок просвистел мимо ушей Ермолова. Заметя, что семеновцы нагибаются после каждого пушечного выстрела, он громко крикнул:

— Стыдно, ребята, кланяться французу! Ведь вы ядра реже видите, чем сухари!

Громкое «ура!» было ему ответом. Обгоняя своего командира, гвардейцы кинулись на гору. Неподалеку русская батарея беспрестанно посылала ядра, поражая французских канониров.

— Ваше превосходительство! Алексей Петрович! — услышал Ермолов знакомый голос и, обернувшись, увидел совершенно седого подполковника в обожженном артиллерийском мундире.

— Степан Харитонович! — воскликнул генерал, спрыгивая с лошади и обнимая Горского.

— Не верю, батюшка Алексей Петрович, что протопали мы с тобой от Москвы до Парижа!.. — плакал и смеялся Горский. — А ведь сегодня второй день третьей недели великого поста… В церквах наших читают книгу пророка Исайи… «Ты превратил город в груду камней, твердую крепость — в развалины… Чертогов иноплеменников уже не стало в городе… Вовек не будет он восстановлен… Как зной в месте безводном, ты укротил буйство врагов… Как зной тенью облака, подавлено ликование притеснителей…»

Удары пушек заглушали слова, сотрясая землю. Ермолов только выпустил Горского из своих крепких объятий, как заяц с прижатыми от ужаса ушами шмыгнул мимо батареи ь кусты.

— Ну, ваше превосходительство, не быть добру! — прокричал огромный канонир с закопченным лицом, в то время как другие усачи стали атукать.

— Для тех будет беда, кто верит этому, — перекрикивая выстрелы, отвечал Ермолов, но старый солдат только покачал головой и взялся за банник, чтобы очистить ствол от нагара.