Григорий Медведев - Чернобыльская тетрадь

Триандафилиди запальчиво кричит Семенову:

— Мы сожжем сварщиков радиацией! Кто будет монтировать трубопроводы на строящихся атомных станциях?!

Последовал новый приказ Семенова Триандафилиди:

«Подготовить список сварщиков и монтажников и передать в Министерство обороны для мобилизации».

В связи с ожидаемыми ливневыми дождями в районе Чернобыльской АЭС — приказ председателя Правительственной комиссии И. С. Силаева:

«Срочно приступить к перемонтажу ливневой канализации города Припять на водохранилище пруда-охладителя» (ранее была в реку Припять).

«Всему штабу Правительственной комиссии выехать к аварийному блоку для организации срочных мер по закрытию активных кусков графита и топлива, выброшенных взрывом»...

О работах в этом направлении расскажу позднее.

Впереди предстояли еще долгие месяцы напряженной и опасной работы в условиях жестких радиационных полей. И в этих полях будут трудиться десятки тысяч ничего не понимающих в радиации людей...

8 мая 1986 года

В десять утра восьмого мая я получил приказ Е. А. Решетникова — 15-часовым рейсом из аэропорта «Быково» вылететь на Киев, и далее — в Чернобыль.

Задание было лаконичным: разобраться в обстановке, оценить ситуацию, доложить.

Подписывая командировку, заместитель министра Александр Николаевич Семенов сказал мне:

— Определись, пожалуйста, с радиационными полями. Когда мы там были, никто толком не знал, сколько светит, а сейчас скрывают, врут. Определись, пожалуйста... И вообще... Приедешь — просвети меня, безграмотного, насчет опасности радиации. А то вот сижу стриженый под машинку... И давление прет вверх... Не от атома ли это?..

Вылетели из «Быково» около шестнадцати часов. Долго ждали министра. Он явился с опозданием на час в сопровождении своего помощника по режиму, которого взял к себе на работу в Минэнерго СССР из Минэлектротехпрома, где до того сам работал министром.

Кроме меня, летели еще три замначальника Главных управлений Минэнерго СССР: И. С. Попель — замначальника Главснаба, Ю. А. Хиесалу — замначальника Главэнергокомплекта и В. С. Михайлов — замначальника Союзатомэнергостроя — разбитной и несколько дурашливый, с компанейскими замашками, но с очень цепкими и внимательными, изучающими глазами. Он был весь как ртуть, типичный холерик, минуты не мог посидеть спокойно на одном месте. Обязательно вылезал с какими-то соображениями, инициативами, порою лишенными здравого смысла. Словом, шустрый, хитрый зам-начальника Главка по кадрам и быту.

Юло Айнович Хиесалу — спокойный, тихий, слова лишнего не молвит, а когда молвит, то с сильным эстонским акцентом. Но в высшей степени симпатичный и порядочный человек.

Игорь Сергеевич Попель — энергичный широколицый снабженец веселого нрава.

Все трое впервые в жизни ехали в зону повышенной радиации. И естественно, что это их здорово волновало и заранее взбадривало. Всю дорогу до Чернобыля они тормошили меня, бесконечное число раз расспрашивая об одном и том же: что такое радиация, из чего состоит и с чем ее едят, как защищаться, сколько можно и сколько нельзя хватать рентген?

Спецрейс выполнялся на арендованном Минэнерго СССР самолете Як-40, специально приспособленном возить начальство. Фюзеляж имел два маленьких салона: носовой, в котором располагалось более высокое начальство, и хвостовой, где размещались все остальные. Правда, субординация эта соблюдалась главным образом в дочернобыльскую эпоху. Катастрофа резко демократизировала обстановку в спецрейсах...

В носовом салоне по левому борту в креслах за небольшим столиком друг против друга расположились министр и его помощник по режиму.

По правому борту — друг за другом четыре пары кресел, в которых уселись заместители начальников Главков, начальники производственных отделов и служб различных управлений министерства.

Из всех летевших этим рейсом только я один работал долгое время на эксплуатации атомных станция. Министр же, хотя и провел уже первую ядерную неделю в Припяти и Чернобыле, облучился и сидел теперь остриженный под машинку, не представлял в полной мере, что произошло, события воспринимал поверхностно и не был способен к принятию сколько-нибудь серьезного самостоятельного решения по комплексу возникших проблем без помощи специалистов.

Весь округлый, упитанный, даже жирный, с холеным одутловатым лицом, он сидел теперь молча, ни с кем из своих подчиненных в салоне ни разу не заговорил. На лице его блуждала еле уловимая улыбка.

Я незаметно рассматривал его, и мне казалось, что он изумлен свершившимся, этой внезапно свалившейся на него ядерной катастрофой. И словно было написано на его лице: «И зачем я пришел в эту неведомую мне энергетику, взвалил на свои плечи строительство и эксплуатацию атомных электростанций, в которых ничего не понимаю? Зачем ушел от своих родных электромоторов и трансформаторов? Зачем?..»

Возможно, и не об этом думал министр, но уж явно был изумлен этим обрушившимся на него ядерным «хлебовом». Изумлен, но не испуган. Испугаться он не мог, ибо не понимал, что ядерная катастрофа — это опасно. Более того, он был не согласен, что произошла катастрофа. Просто авария... Небольшая поломка...

Летел с нами также и Кафанов — замначальника Союзгидроспецстроя, высокий, мрачный с виду человек, с одутловатым сизым лицом. Внешне он выглядел олимпийски спокойно. Однако с радиацией ему предстояло также столкнуться впервые.

Я сидел в первом ряду кресел, у окна. Внизу уже был виден широко разлившийся Днепр. Ведь недавно только кончился паводок. Хорошо, что кончился. В противном случае, случись катастрофа месяц назад, вся выпавшая на землю радиоактивность оказалась бы в Припяти и Днепре...

Сзади меня шебуршился Михайлов. Его волновало неизвестное будущее, он хотел заранее все выяснить и спрашивал шепотком, видимо, стесняясь министра:

— Скажи, Григорий Устинович, сколько можно схватать, чтобы ну... бесследно?.. Ну, ничего не было?..

— Не торопись, — осаживал я его, тоже шепотом, — Уже снижаемся. На земле расскажу...

Волновался и Попель. Сзади раздавался его четкий красивый голос:

— У меня давление. Я слыхал, от лучей оно подскакивает со страшной силой. Зачем мне это надо?..

Кафанов и Юло Айнович Хиесалу молчали. Их голосов я не слышал. Изредка только поглядывал я на министра, манекенно улыбающееся лицо которого за все время полета не изменило своего выражения. Серые пустоватые, с оттенком изумления глаза его смотрели в узкое пространство перед собой, рассматривая нечто нам неведомое.

К Киеву подлетали в шестом часу вечера. Приземляться будем в аэропорту «Жуляны». Низко летим над Киевом. Улицы необычно пустынны для часа «пик». Редкие прохожие. Где же народ? Я часто и раньше подлетал к Киеву с этой стороны, бывал в нем, когда работал на Чернобыльской АЭС, но такого безлюдья никогда не было. На душе стало печально.