Эдисон Маршалл - Викинг

— Наверное, ты болен. Что-то давит твою душу. Но ты никогда не поправишься, если не будешь есть.

— Спасибо, Оге, но скоро я сам буду едой для акул.

— У тебя жар, ты бредишь. — Я подвинулся к нему.

— Не бойся, я не прыгну за борт. Мне надоело быть викингом и подчиняться своей судьбе. Я боюсь за твой рассудок.

— Ради Бога, в которого ты веришь, говори яснее.

— Когда ты узнаешь правду, ты выбросишь меня за борт. Его глаза горели, но это был не жар.

— Какую правду? — как можно спокойнее спросил я. — Тебе необходимо сказать?

— Необходимо, но сперва ответь на один вопрос.

— Спрашивай, певец.

— Если ты оставил кое-что в Белом Городе, ты вернешься?

— Слишком поздно. Ты видел сарацинский флот. Нам надо скорее добраться до Гибралтара. Но почему ты назвал Рим Белым Городом?

Он посмотрел на меня, и слезы покатились у него из глаз.

— Потому что это не Рим.

Волосы встали дыбом у меня на голове, и я не сразу обрел дар речи.

— Ты в своем уме, Алан? Если это не Рим, то что это было? Заколдованный город?

— Это древний город Луна, названный так в честь ночного светила; он известен тем, что в его окрестностях добывают мрамор. От него до Рима еще пятьдесят лиг. И я привел вас сюда не по ошибке, а нарочно. И если ты спросишь меня, зачем я это сделал, я попробую объяснить.

— Если ты решил говорить — говори, буду благодарен, но просить не стану.

— Луна — это город певцов и поэтов. Большая статуя, которую ты видел — это статуя Аполлона, бога Солнца и брата Луны. И я поклоняюсь этому Богу. Но я предпочел, чтобы вы сожгли его город, а не Рим.

Певец помолчал и задумчиво пригладил волосы. Он был прекраснее, чем статуя Аполлона.

— Я сказал «предпочел»? Нет. У меня не было выбора. Я знаю, если будет жив Рим, через десятки, сотни и десятки сотен лет песен в мире будет много больше. Песен людских и песен струны, музыки в камне и стихов на пергаменте, музыки цветастых тканей и резного дерева, и безмолвных песен сердец. Я певец, и я предан своему ремеслу.

— Если ты скоро умрешь — а это вполне может случиться — свою предсмертную песню ты уже спел. И она была хороша.

Я повернулся к соседнему драккару и крикнул:

— Хастингс Девичье Личико!

— Что тебе, Оге Кречет?

— Мы ограбили не Рим. Этот мраморный город зовется Луна.

— Ты с ума сошел?

— Алан нас обманул, и Кулик помогал ему.

— Нет, он ни при чем, — перебил Алан, — я сказал ему, что тебе нужна Луна. Это только моя вина.

— Это сделал один Алан, — крикнул я Хастингсу и притихшим викингам. — Он отплатил за лимон, который мы для смеха дали ему попробовать.

— Клянусь грудью Фрейи, — воскликнул Хастингс голосом, напомнившим мне Рагнара, — он отплатил сполна.

Раздался взрыв хохота, и новые шутки все добавляли веселья. Викинги задыхались и топали ногами, всхлипывая от смеха. И я понял, что, сумев победить их ярость, я тоже сложил стоящую песню, и когда-нибудь Алан отправится со мной на Авалон.

Пока мы обшаривали богатые равнины ниже устья Тагуса, чтобы добыть людям продовольствие, Хастингс нанес визит на «Гримхильду».

— Я поговорил с пилигримами, идущими в Рим, — сказал он дружелюбным тоном, выпив крепкого местного красного вина. Даже сейчас он выглядел более изысканным и утонченным, чем любой известный мне норманн, и я не мог припомнить случая, чтобы какой-нибудь крепкий напиток ударил ему в голову.

— Думаю, они были рады узнать, что Рим еще стоит и им есть куда идти, — заметил я.

— Благодаря твоему приспешнику, Алану. Я был немало удивлен, когда викинги с готовностью простили его. Отчего-то мне вспомнилось, что я ни разу не слышал от него даже тихого смешка над самой кислой шуткой, но мне понравилась твой выдумка и я рад поддержать ее. Викинги скорее расстанутся с половиной своей добычи, чем пойдут без его песен.

— И ты пришел, чтобы сообщить мне об этом? — полюбопытствовал я.

— Нет. Я вспомнил, что ты как-то сказал, будто Алана не было с тобой, когда ты ушел от Рагнара в устье Эльбы. Английские пилигримы поведали мне, что в это время он был при дворе Аэлы.

Он молчал, но я ничего не ответил, только глядел не него с любопытством.

— А еще они сказали, — продолжал Хастингс, — что там же встретил свою кончину Рагнар.

— Ты веришь им? — осведомился я.

— Сознаюсь, они рассказали слишком ладно скроенную историю. Он якобы прибыл на «Великом Змее» на побережье Нортумбрии свести счеты с Аэлой. Аэла же хитростью сумел захватить и перебить всю дружину. А Рагнар принял смерть в колодце со змеями.

Кажется, Хастингс ко мне особо не приглядывался, но я-то следить за собой не забывал. И пока я не смог ответить на его взгляд честным взглядом, я не поднимал глаз.

— Это жестокая месть Рагнару за бесчестье матери Аэлы? — вопросил я.

— Так говорят во всей Европе. Но мне в эти россказни не очень верится. Заметь, Оге, я не сомневаюсь, что мой отец Рагнар мертв. Я мечтал об этом месяцы — так же, как и Бьёрн. Нет у меня никаких сомнений и в том, что умер он в королевстве Аэлы. Но отправляться сводить счеты с христианскими королями на одном единственном корабле совсем не в его характере. Рагнар был на море и конунгом и разбойником — всегда и во всем. Он никогда не торговал миром — он знал только битву. Он расстраивался, если города хотели откупиться, потому что ему нравилось жечь и убивать. Завоевание Англии было его великой целью…

— Может, он поехал ко дворцу Аэлы из-за Морганы, — остановил я его.

Еще мгновение назад Хастингс выглядел великолепно, и его красивые глаза сияли. Медленно он начал бледнеть, словно заглянул в неведомую тьму.

— Ты догадлив, Оге, — медленно сказал он.

— Очень на это надеюсь.

— Почему же ты не прервал мою долгую речь, если и так видел, к чему я клоню? Ты же занятой человек. У тебя нет времени точить лясы. Однако, ты попал в самую точку.

— И мне так кажется.

— Если он думал, что Моргана направляется к Хамберу, он мог пойти туда, чтобы захватить ее. Если же он уже схватил ее, то он мог отправиться туда, чтобы взять за нее выкуп. Ты ведь рассуждал так, Оге Кречет?

— Да, Хастингс Девичье Личико.

— Когда я видел ее в последний раз, она была с тобой. Когда я видел его в последний раз — он преследовал тебя. Ты-то появился снова, а вот он пропал. Бард Аэлы, Алан, теперь поет для тебя, ты потерял руку, а Китти стала великой вёльвой.

— И что ты думаешь, Хастингс? — спросил я.

— Мой отец Рагнар отправился в путь с сотней воинов, равных которым нет во всех северных странах. Он искал маленькую лодку, которой правил глухонемой, двое лапландцев и его бывший раб. И ничего дельного мне в голову не приходит.

— Ты однажды сказал, что рад, что я жив. Если бы я убил Рагнара, тебе следовало бы быть более веселым.