Иван Ле - Хмельницкий. Книга третья

— Чует мое сердце, что скоро снова будем воевать. Поднепровье, пан Данило, к сожалению, не стало еще такой надежной волостью, как, скажем, Волынь. Нетрудно понять, что любое волнение в Чигирине начнется с нападения на дом подстаросты.

В первый же вечер ротмистр долго и придирчиво расспрашивал подстаросту о чигиринцах. Когда подстароста ответил на интересующие его вопросы, гость вдруг потребовал от него, чтобы он «откровенно» рассказал о своем доме и дворовых людях.

— Да что вы, уважаемый пан ротмистр, и на маковое зернышко утаивать от вас нечего, — убеждал ротмистра Чаплинский.

— Маковое зернышко… Тоже нашел чем клясться пан шляхтич, позаимствовав божбу у украинского плебса. Я ни в чем не обвиняю пана подстаросту, а только предупреждаю. Средь бела дня сбежал здрайца Хмельницкий из холодной, охраняемой четырьмя вооруженными детинами. Не задумался ли пан Чаплинский над этим и не показались ли ему странными обстоятельства этого побега? Окно целое, открыт засов. Подстаросте давно следовало бы поинтересоваться этим, ведь нет никакого сомнения в том, что открыл дверь доброжелатель преступника. Кто он, не действует ли он и сейчас в Чигирине, может, и под боком у пана подстаросты? Я послал одного человека, чтобы поговорил с этими бездарными часовыми.

— Так они, по-видимому, у Хмельницкого…

— Не следует пану подстаросте верить всяким хлопским слухам. Они долгое время находились у Полторалиха, но сейчас могли переправиться и к Хмельницкому. Трое из них охраняли семью преступника Хмельницкого, только четвертый… Четвертый уже просит у пана подстаросты помилования.

— Пан ротмистр считает, что он признается?

— Это уж моя забота. Пускай пан забудет об этом разговоре. Чигирин сейчас что бочка с порохом, брось искру — и вспыхнет.

Доверенный коронного гетмана вселял тревогу в душу и так уже напуганного Хмельницким Данила Чаплинского. Расстроенный подстароста не опомнился, как сам и привел-ротмистра в комнату Гелены.

— Наш уважаемый гость с отрядом гусар охраняет покой нашего дома, — сказал он Гелене.

Девушка улыбнулась гостю, окинув его благодарным взглядом.

Гелена чувствовала, что в ее сердце зарождается нечто большее, чем благодарность ротмистру. После первой встречи с ним она все время думала о нем и с нетерпением ожидала новой встречи, томимая новым, неизведанным чувством. Ротмистр был чрезмерно любезен и внимателен к ней, но она не могла понять, искренен ли он. Молодой шляхтич был поглощен своими служебными делами, и за ними скрывались его подлинные чувства. Живой и изысканный кавалер, Ежи Скшетуский казался ей настоящим красавцем, и теперь ее пугала настойчивость Чаплинского, торопившего с венчанием. Подстароста упорно добивался своего.

— Уже давно прошли рождественские праздники, Гелена, проходят и таинства крещения. До каких же пор мы будем откладывать свадьбу?

— Это зависит не от меня, — с женской хитростью изворачивалась девушка. — Ведь я только прошу пана. Сейчас такое тревожное время, не знаешь, то ли к венчанью готовиться, то ли к смерти… Поэтому я и прошу пана Данила привезти какого-нибудь знаменитого ксендза, хотя бы из того же Лупка. Какая невеста согласится сейчас ехать на край света в костел?

Чаплинский удивлялся здравым рассуждениям и зрелости своей будущей супруги. Вокруг Чигирина и далеко за пределами Черкасщины стоят войска, дороги забиты вооруженными людьми, назревает буря. Теперь только на погибель свою поедешь, а не на венчанье. Пан староста приказал Чаплинскому держать в Чигирине хорошо вооруженный гарнизон. А Чигиринский полк реестрового казачества получил приказ немедленно выступить из города, чтобы перерезать приднепровские дороги, идущие с Запорожской Сечи.

Поэтому Чаплинский был рад, что в его доме остановился на постой ротмистр Скшетуский с гусарами. Он даже разрешил Гелене выходить на прогулку, но обязательно вместе с любезным ротмистром. Ежи Скшетуский охотно сопровождал Гелену во время прогулок, все больше очаровываясь ее красотой. Он не ожидал, что в этом глухом уголке встретит такую прелестную, девушку!

Гелена повеселела, на ее осунувшихся щеках появился румянец. Во время прогулок с молодым, исключительно внимательным к ней ротмистром, в щегольском мундире бравого мазура она порой забывалась и в порыве чувства прижималась к кавалеру, опираясь на его сильную руку.

— А пан Ежи не боится бури, которая поднимается на Низу? — игриво спрашивала она у ротмистра.

— О чем спрашивает паненка? Сейчас еще большая буря поднимается в самом Чигирине. Гелена боится?.. Но я прибыл сюда именно для того, чтобы поддерживать порядок, — с достоинством ответил Скшетуский.

— Об этом я и спрашиваю пана Ежи. — И она еще крепче прижималась к этому сильному и привлекательному мужчине. — Ах, словно свою возлюбленную, ведет пан чужую невесту в танец, — и стыдливо прикрыла рукой глаза, в которые так страстно посмотрел молодой ротмистр.

— После нашей первой встречи, когда паненка убежала из-за стола, я часто вспоминаю вас… Геленка, как…

— Как же? Нехорошо, наверно, вспоминает пан дикарку сироту? — словно поторапливала его девушка. Она еще не училась скрывать свои мысли за пеленой лукавства и по девической наивности говорила то, что думала.

— Хорошо, бардзо хорошо вспоминаю эти румяные щечки, нежные уста и гибкий стан, этот голос…

— О, уважаемый пан, я впервые слышу такие слова о себе. Почему же пан сразу не сказал этого? Столько потеряно…

— А что изменилось бы от этого? Паненка ведь скоро пойдет под венец с подстаростой… Да тут еще и дела такие сложились. Я не могу поверить, чтобы полковник так просто сбежал из-под ареста.

Гелена испуганно посмотрела прямо в глаза ротмистру. Такой неожиданный разговор!.. Посмотрела и не выдержала его испытующего взгляда, отвернулась. Неужели и он не безразличен к тому, что ее принуждают выходить замуж? И по ее щеке медленно скатилась слеза.

Скшетуский тоже отвел глаза от Гелены, еще крепче сжав ее руку.

— Прошу вас, мой добрый пан Ежи, освободите меня от этого турецкого брака, — тихо промолвила она.

— Но ведь… отчим тоже вдовец, как и пан Данило, — продолжал ротмистр.

— Я всегда называла его отцом, хотя он и не шляхтич. Пан ротмистр не хочет понять меня или насмехается над сиротой… — И она освободила руку, направилась к дому.

— Нех паненка простит меня за необдуманные слова. Известно ли вам, панна Гелена, что я полюбил вас с первой встречи?

— Пан полюбил?! Матка боска, почему же я… если бы я знала… — И пошла молча, как слепая, задумавшись над тем, что сулит ей судьба. Вдруг она решительно обернулась и горячо произнесла: — Нет, не быть этому браку с паном подстаростой, не быть! Убегу в Польшу, среди шляхтичей, может быть, найду свою судьбу…