Николай Алексеев - По зову сердца

– Он, он, – бубнил в ладонь Юра, показывая рукой на верзилу с погонами обер-сержанта. – Это он писал на нас бумагу расстрелять.

– Тихо. – Крошка прижал к себе лицо Юры. – Молчок!

– Уйдем? Плохо. Давай я забегу с той стороны дороги и его кокну, – шептал Юра.

– Нельзя. Наша задача – разведка.

– Так они ж уйдут.

– Никуда не денутся. На обратном пути мы их кокнем. А сейчас, Рыжик, нам надо отсюда уходить.

И они двинулись туда, где под елями отдыхали разведчики.

В это холодное промозглое утро 25 ноября 1942 года армии Западного и Калининского фронтов перешли в наступление на сычевском и ржевском направлениях. После часовой артиллерийской подготовки под грохот, гул и трескотню прикрывавшего огня пехота и саперы, таща с собою надувные лодки, плотики из «ТЗИ», или из так называемого подручного материала, стремительно, широким фронтом ринулись в студеную, бурлящую взрывами Вазузу.

Враг упорно сопротивлялся, и поначалу только двум дивизиям – полковника Городовикова и генерала Сверчевского – удалось форсировать эту коварную реку, захватить плацдарм между опорными пунктами Зеваловка и Пруды и вплотную подойти к укрепленным пунктам Крюково и Боровка, за которые потом весь день шли кровопролитные бои.

Южнее форсировала Вазузу дивизия генерала Железнова. Первые десанты двух полков дружно бросились в воду, даже было захватили противоположный берег, но противник быстро выдвинул мощные огневые средства и, хотя сам нес большие потери от меткого огня артиллерии полковника Куликова, все же подавил высадившиеся десанты, а уцелевших сбросил в воду и все, что было на плаву, – топил шквальным огнем пулеметов, минометов и штурмовых орудий.

Железнов отдал приказ форсирование приостановить, людей отвести в исходное положение, а противника держать в боевом напряжении.

На командный пункт ввалился промокший до ниточки Добров.

– Вот что, Иван Захарович, – после долгого молчания заговорил Железнов, обращаясь к полковнику Куликову. – Давай у армии добиваться снарядов. Без них в воду соваться нельзя! А пока возьми на прицел выход противника к воде.

– Эх! – только и произнес Добров, хлестнув мокрой шапкой по ладони, да так, что брызги отлетели даже на карту комдива.

– Я тебя, друг, понимаю. Самому не легче.

– Как же это так? – сокрушался Добров. – Кажется, все было продумано, все держали в строжайшем секрете. А тут – пшик! И такие потери… Здесь, генерал, химера, в которой надо серьезно разобраться. Да, да, разобраться! И за такие жертвы, может быть, кое-кого вздуть.

– Дорогой полковник, сейчас идет бой, и перво-наперво надо удержаться и соорганизоваться для нового форсирования. А уж потом, после сражения, будем разбираться что к чему. – И Яков Иванович, не обращая внимания на бурчание Доброва, позвонил Бойко и все то, что тот говорил – наполовину кодом, – тут же наносил на свою карту. Из-за его плечей за его рукой, выводившей красным и синим карандашами положение сторон, внимательно наблюдали Куликов и Добров.

– Прорвали, молодец Сверчевский! – Вздох радости вырвался у Куликова. – А где Гетман? – он знал, что в прорыв будут вводиться 6-й танковый, а за ним – 2-й гвардейский кавалерийский имени Доватора корпуса.

Яков Иванович сделал знак рукой: «Потише!» и записывал.

«Начштаба сообщил, что командарм возмущается и требует объяснений». Железнов укоризненно взглянул на Доброва и чуть было не выпалил: «Тоже – требует. Только с той разницей – ты „разобраться и вздуть“, а он – „объяснений“ и, надо полагать, „сделать суровые выводы“, но смолчал и продолжал писать цифры. Выходило: Городовиков и Сверчевский прочно удерживают плацдарм. Гетман выдвинулся на линию Игнатково – Истратово. О противнике Бойко сообщил открыто: „78-я и 337-я дивизии подтянули вторые эшелоны, а на берег выкатили штурмовые орудия“, на что Железнов ответил: – Это мы видим. Всего!

Закончив разговор, он тут же отправил на своей машине Куликова к начальнику артиллерии армии за снарядами, а сам, вместе с Добровым и майором Петровым, сел за разработку плана вторичного форсирования Вазузы.

– Вот что, товарищи, – начал он. – Днем ведем пристрелку по видимым и предполагаемым целям. С наступлением темноты заменяем полк Дьяченки полком Карпова. Ночью, когда противник затихнет, дружным броском на широком фронте форсируем Вазузу. Так что вы, товарищ Петров, садитесь и считайте, что надо для полка Кожуры, а я – подсчитаю, что нужно полку Карпова. А вы, товарищ полковник, – обратился он к Доброву, – поезжайте к майору Кожуре и помогите ему привести полк в порядок, организовать бой на сковывание противника и в то же время дать людям до 22.00 отдохнуть. О сроке форсирования сообщите только ему.

Наступление советских войск подняло с рассветом командующих 9-й и 4-й танковых армий генералов Моделя и Рейнгардта и основательно их всполошило. И если Рейнгардт спокойно пил кофе, так как на фронте его армии было более-менее благополучно, если не считать, что на Вазузе у Замошья взлетел мост да на дорогах на Сычевку взорвались на фугасах автомашины, то генерал Модель, съев бутерброд с сыром, на глотке кофе поперхнулся, когда начальник штаба доложил, что русские форсировали Вазузу и прорвали фронт на стыке 95-й и 78-й дивизий на глубину первой позиции и что большими усилиями вторых эшелонов этих дивизий кое-как удерживаются Крюково и Бобровка.

И закончил он нагнетающей уныние фразой: «Нажим красных сильный».

– Говорите, нажим сильный? Кто же это нажимает? – Командарм глядел на свою карту, лежавшую на соседнем высоком столе.

– На Крюково – полковник Городовиков, а на Бобровку – генерал Сверчевский, – продолжал начштаба.

– Странно. Калмык Городовиков и поляк Сверчевский воюют за Советскую власть, – глядел он на разведчика, вошедшего к нему.

– Дальше, экселенц, на стыке 78-й и 337-й дивизий генерал Железнов пробовал форсировать Вазузу, но мы были предупреждены, и его десанты сбросили в реку и потопили.

– Это меня радует. Полагаю, не в меньшей мере и генерала Рейнгардта… Позвольте, Железнов уже генерал?

– Генерал, экселенц.

– Надо ожидать, что после такого афронта Сталин его снова обратит в прежнее состояние. – Усмешка скользнула по лицу Мюллера. – Так, что же дальше?

– Тяжелая обстановка складывается в секторе Ржева. Здесь с трех сторон напирают четыре дивизии Калининского фронта.

– Четыре, – повторил командарм. – Что еще?

– Теперь доложит полковник.

Начальник разведки расстелил свою карту и на ней показал, где таится главная опасность прорыва. Командарм усомнился.

– Прошлый раз вы пророчили прорыв в междуречье Осуги и Вазузы и начало наступления 26-го, а в действительности русские начали 25-го и нанесли удар южнее. Может быть, и теперь вашу агентуру вводят в заблуждение? – И больше не слушая объяснений полковника, обратился к начштаба: – Пожалуй, полковник прав. Конев, наверняка, все свои подвижные средства будет вводить здесь, – положил он линейку так, что поверх нее получились надписи – «Мал. Кропотово», «Совх. Никитино», «Катерюши». – Следовательно, погрузку дивизии, назначенной под Сталинград, приостановить. Ну, об этом я сам поговорю с фельдмаршалом Клюге. А вы пока что вытягивайте сюда 212-ю дивизию и второй эшелон 102-й. Проинформируйте начштаба 3-й танковой и предложите им активизировать действия на своем правом фланге. Ведь чем черт не шутит, когда бог спит. – И командарм, довольный своей шуткой, чуть-чуть улыбнулся. Но разведчик своим сообщением об обстановке в тылу армии снова испортил ему настроение.