Николай Алексеев - Испытание

– Так то ж не я, а вин сам прихлопнувся! – смутилась Нюра.

– «Сам»!.. – передразнил Рыжов Нюру и опустился на траву против Веры. – Не сам, а ты!.. Верно я говорю?

– Верно! – девушки зааплодировали. – Верно!..

– Разве это не геройство? – продолжал Рыжов. – «Мессершмитт» на нее в пике, – он занес руку выше головы и показал, как немецкий самолет пикировал на Остапенко, – а она не растерялась – и раз! – в сторону, – другой рукой он описал зигзаг и повторил это движение столько раз, сколько пикировал на Остапенко вражеский истребитель. – «Мессер» – в пике, а она еще ниже жмется к земле. Из пике он выйти не смог и вмазался в землю… А ты говоришь: «трясогузка».

Девушки захлопали в ладоши.

Тамара вскочила, подбежала к Остапенко и подхватила ее под мышки.

– Качать ее! – закричала она. Но Нюра вырвалась и укрылась за стволом старой березы. – Она, товарищ комиссар, своим спокойствием кого угодно в пике введет!.. – засмеялась Тамара.

– Спокойствие на войне, девушки, дело важное! Ведь преждевременная вспышка может вызвать ненужные потери. Комиссар взглянул на Веру и, заметив ее смущение, переменил разговор: – А по какому же это поводу вы здесь, а не в столовой обедаете? Да еще и с вином!..

– Вере сегодня стукнуло двадцать лет, – за всех ответила Гаша. – И она сегодня узнала, что ее отец жив и награжден как герой! – добавила Валя.

Рыжов пожал Вере руку:

– Ну, в таком случае, товарищ Железнова, поздравляю!.. От всего сердца желаю тебе здоровья и исполнения всех желаний.

– И стать летчиком-истребителем? – улыбаясь, спросила Вера.

– Летчиком-истребителем?.. – переспросил Рыжов, порылся в своих карманах, вытащил маленькую записную книжку с маленьким карандашиком, написал на первом листе: «Каждый должен быть героем на своем посту» – и протянул Вере: – Вот мой небольшой подарок в день рождения!

После этого Рыжов хотел было подняться, но девушки снова усадили его, налили кружку вина, сдвинули к нему всю оставшуюся закуску и потребовали, чтобы он выпил.

– Ну что же, – Рыжов поднял кружку, – за виновницу торжества?!

Ему налили вторую кружку и снова заставили выпить. Рыжов потягивал вино маленькими глотками и рассказывал девушкам о подвиге летчика из соседнего авиаполка.

– …Его самолет подожгли зенитки, – начал он. – К себе долететь он не мог. И тогда Крутиков, Женя его звали, не выпрыгнул с парашютом, а перешел в пике и направил свой самолет прямо в центр расположения фашистского штаба. Его товарищи видели это… Видели они и как горел штаб…

– Вот вы, товарищ комиссар, поймите, почему нам хочется летать туда, где бои? – не утерпела Вера. – Поверьте, нам здесь невмоготу! Мы молодые, здоровье у нас отличное, энергии – через край. А здесь вместо нас может быть любой, уже отлетавшийся пилот… Попросите командира, пусть он пошлет нас в авиашколу!.. Вот честное комсомольское, не ошибетесь!..

Девушки подскочили к комиссару и окружили его.

– Дорогой товарищ Рыжов, попросите! Вот увидите, какими мы будем хорошими летчицами!..

Рыжов поднялся.

– Я уже вам говорил, девушки, что такие настроения вредят нашей эскадрилье! И я как комиссар должен подобные разговоры прекратить, – ответил Рыжов и поднялся. – Одно могу сказать: настанет время, придет вам смена, и вы обязательно поедете в школу. А пока вы – летчицы эскадрильи связи штаба фронта – должны любить свою службу и свои У-2. Понятно?

– Понятно! – весело ответили летчицы, обнадеженные комиссаром.

– Ну и точка! – Он стукнул кулаком по ладони. – А теперь, дорогие мои, я пошагал. Спасибо вам за угощение!..

– И вам спасибо, товарищ комиссар! – ответили девушки.

Когда Рыжов ушел, Гаша принесла баян, села на мшистый пенек и заиграла. Девушки тихо запели.

Девичьи голоса, звуки баяна, шелест листвы – как будто вовсе и нет войны!.. Но вот послышалось тарахтенье У-2. Баян замолк. Все насторожились. В небе над дубравой появился самолет.

– Люся!.. Люся!.. – закричали девушки и, выбежав на опушку, стали махать кто пилотками, кто платками.

У-2 пролетел низко над их головами, и было видно, что Люся в ответ машет им рукой…

Ночью Вера долго не могла заснуть. Она думала об отце. Представляла себе: вот он с винтовкой в руках врывается в гущу врага, вот, как Чапаев, отстреливается из пулемета, вот он, раненный, стонет в кустах у реки…

Как бы хотелось Вере подняться в своем самолете высоко-высоко над землей и посмотреть, где же ее отец… Она вспоминала те участки фронта, где ей удалось побывать за два месяца фронтовой жизни, но там отца не было…

Ворочаясь с боку на бок, Вера разбудила Тамару. Та приподнялась, рукой нащупала Верину голову, прижала ее к подушке:

– Ты чего не спишь?

Промаявшись еще с полчаса, Вера встала, набросила на плечи куртку и вышла на воздух.

Редкие облака играли с луной: то прятали ее за своей пеленой, то раздвигались, показывая ее во всем сиянии. Со стороны Вязьмы доносился противный, монотонный и зловещий звук «у-у-у…» – фашистские самолеты летели к Москве.

Засунув руки поглубже в рукава и уткнув нос в шершавый воротник куртки, Вера снова задумалась. Ей почему-то вспомнились Стропилкины. Наверное, ходит мать Ивана Севастьяновича в военкомат с прошениями. Его-то уж не призовут: мамаша отстоит, она такая!.. И самой вдруг стало стыдно: «С чего это я?.. Откуда такая злоба? Может быть, он честно сражается на фронте и даже ранен?» Вера пожалела, что не ответила на его письмо. «Напишу, сегодня же напишу! Только вот что писать?..»

В густых предрассветных сумерках затарахтел У-2: кто-то возвращался с ночного задания. Черный силуэт самолета пронесся над головой Веры. Летчик выпустил красную ракету. В ответ с аэродрома взвилась светлая ракета и упала за железной дорогой, в кустах. Вера вышла на опушку. Самолет приземлился, качаясь, прошел прямиком к месту стоянки и слился с темнотой леса.

«Урванцев вернулся… Молодец!» – подумала Вера и пошла спать.

Вера настойчиво добивалась своей цели. Она основательно теоретически изучила боевые и технические свойства самолета «МИГ» и в последнее время все порывалась в полк истребителей попрактиковаться. Для этого она познакомилась с летчиками полка и очаровала одного из них – Гришу Беркутова. Беркутов обещал, что упросит командира эскадрильи и тот разрешит летчице Железновой поупражняться с инструктором на учебном истребителе.

Пилотажем на У-2 Вера уже овладела в совершенстве. Своей лихостью в воздухе она перещеголяла даже Урванцева и однажды за «неразрешенный штопор» была майором Кулешовым на неделю отстранена от полетов. Если говорить правду, дело обстояло еще хуже: майор пригрозил отчислить ее из полка (теперь эскадрилья уже развернулась в полк) в резерв фронта. «А оттуда, конечно, – жестикулируя, словно держала в руках флажки регулировщицы, сказала Вера, – меня пошлют на дорогу». Это ее так напугало, что Вера не находила себе места, лишилась аппетита, осунулась.