Сергей Алексеев - Крамола. Книга 2

Заметив бредущих по дороге березинских, мужики повтыкали топоры, слезли со сруба и встали, повинно потупя глаза. Андрей поздоровался с ними, сказал сдержанно:

— Принимайте в артель, мужики. Одна беда — топора нет у меня.

— И у вас началось? — вздохнул один из ссыльнопоселенцев и оглянулся на мужиков. — Примем, а?.. Они нас по осени приняли.

— Примем, — тоже сдержанно загалдели мужики. — Какой разговор. И топор найдем. Скольких еще разорить хотят?

— Да еще два хозяйства, — сказал Андрей. — К вечеру придут…

— Ничего, места хватит.

Андрею дали топор, а Любушку с детьми поселили в бараке, срубленном на краю села под временное, весеннее жилье. Андрей повертел в руках ловкий, ухватистый топор, попробовал пальцем лезвие. Еще раз надо было начинать с нуля, еще раз оправиться, прийти в себя и снова вместе со всеми строить разворошенный муравейник.

Однако через неделю с лишком, когда уже затвердели мозоли на руках и легли в основу дома четыре венца, все обернулось неожиданно и круто.

В Свободное прискакал председатель Артем Никитич Главадских, разыскал Андрея и встал перед ним, словно ощипанный петушок.

— Ошибочка вышла, Андрей Николаич, — протянул фальцетом председатель. — Вы бы сразу сказали, что герой гражданской войны и должность высокую занимали, дак мы бы и не раскулачивали… Я же не знал! Я не хотел!

Андрей сразу же догадался, в чем дело. Ноги подкосились, и топор выпал из рук. А мужики подходили, рассаживались на бревнах и молча дивились на всклокоченного, мокрого и залепленного грязью Артема Никитича.

— Мы в ваш дом все возвратили, — продолжал председатель, ковыряя сапогом талую землю. — И коней, и коров, и овец пригнали. Скарб там весь, инвентарь… Только шубы вашей нету, дак я со склада велел новую выдать.

— Выдрать бы тебя, — проворчал кто-то из мужиков. — Чтоб неделю на задницу не садился…

Андрей встал и, не дослушав ни мужиков, ни Артема Никитича, побрел к бараку. Председатель догнал, попросил, чуть не плача:

— Будут спрашивать, дак не выдавайте… А то грозятся из комсомола исключить. Куда я без комсомолу?.. Знал бы, в жизнь не тронул!

Андрей побежал, оставив Артема Никитича среди улицы.

Возле барака он постоял, пережидая отчаяние. Попытался собраться с мыслями. Конечно, этого и следовало ожидать. Наверняка районное начальство предупреждено, чтобы ему, Березину, не чинили никакого вреда. Его спасают и берегут, хотя ясно и Шиловскому, и всем, кто стоит за ним, что из Березина не вышел председатель ревтрибунала, не выйдет и директор госбанка. Нет, Шиловский не поверил Любушке, будто он оставил службу из-за болезни. И он прекрасно знает, что Березин бежал и скрывался от него, что он вообще не годен на роль «борца» и не приемлет не то что мировую, но и всякую революцию, ненавидит любое действие, совершенное для разрушения.

Неужели теперь Шиловский таким образом мстит ему? Мстит за измену?

«Пока мы вместе, с тобой ничего не случится», — будто бы на ухо, вкрадчивым шепотком проговорила жена.

Если не месть, то что? О нем заботятся, будто из любви, как уверяла когда-то Юлия. Из любви… Да возможно ли такое?

Или существует какая-то высшая цель, понять которую ему не дано, однако принадлежность его к этой цели необходима? Без него не станет соборности, полного круга, если он включен в некую неразрывную цепочку. Пусть ничего из него не выходит, пусть в голове у него другие мысли, но он нужен как балласт, чтобы удерживать воздушный шар у земли. Придет час — сбросят этот мешок с песком и мгновенно забудут, да не пришел тот час…

Первой мыслью было написать письмо Шиловскому, затем Андрей уже почти решил — ехать! И все высказать в глаза. Откопать книги и маузер, спрятанные на чердаке особняка в Красноярске, швырнуть ему, чтобы забрал назад, и хлопнуть дверью.

И лишь поостынув, Андрей понял, что ехать никуда не нужно. А изменить положение вещей, выйти из-под чужой воли и заботы можно только отсюда.

Неужели бывает такое наказание, когда невозможно разделить участь своего народа? Если да, то это самое страшное наказание. И не на то ли рассчитывает Шиловский, что, помытарившись, потешив свою волю, он так или иначе будет отвергнут теми, с кем живет, и тогда ему ничего не останется, как примкнуть к тем, кто заступается. Ну а примкнув, играть определенную роль с той добросовестностью и честностью, с которой он делал всякое дело.

А блудного сына всегда встречают лучше, чем других, благополучных сыновей.

Андрей вошел в барак, разыскал среди множества ребятишек — чумазых и похожих друг на друга — своих и стал звать Любушку. В огромном бараке стояли дымные битые печи, на которых одновременно варили, жарили и кипятили десятки семей, пар и смрад вечно стоял на уровне человеческого роста, всюду висели лохмотья сажи, и черная блестящая копоть покрывала бревенчатые стены и накатной потолок.

— Пойдем в Березино, домой, — сказал Андрей жене. — Там скотина не кормлена.

Она вскинула голову, в глазах промелькнул страх.

— Пойдем, пойдем, — поторопил он. — Ссылка отменяется.

Боже, зато сколько радости и восторга увидел он в детских глазах! Никогда не были они так счастливы.

В бсрезинском дворе и правда орали голодные коровы и молодняк. Колхозники под руководством Артема Никитича привезли семенной хлеб и теперь ссыпали его в амбар. Председатель немного повеселел, однако все еще с надеждой поглядывал на Андрея, словно хотел сказать: не выдавай, не выдавай меня! Пожалей! Ты же взрослый!

Доска с красной надписью «Колхоз „Светлый путь“ висела уже над крыльцом дома Мити Мамухина.

Андрей поймал Артема Никитича за воротник шинели, развернул к себе.

— Свози все назад, — глухо выговорил он. — Принимай в колхоз.

Председатель ослаб, обвис в шинели.

— Меня же… Меня же исключат, — забормотал он. — Велено не трогать…

— В колхоз хочу, понял? — Андрей встряхнул Артема Никитича.

У парнишки мелко задергался кадык.

— Велено… Велено…

Андрей выпустил председателя и остановил в воротах мужика с мешком, отнял ношу и бросил в телегу. Мужик отчего-то набычился, утер рукавом лицо и полез за кисетом. Это был сродный брат конюха Ульяна Трофимовича, Семен Брюзгин, березинский родом, и корень его уходил туда, в Воронежскую губернию, в историю семьи Березиных.

— Что это ты, Николаич, в колхоз собрался? — недобро спросил Семен.

— От тебя отставать не хочу, — проронил Андрей. — Вместе единолично пожили, вместе и колхоза попробуем.

Семен Брюзгин раскурил самокрутку, отплевал табак, не сводя с Андрея пытливых глаз.

— Получится вместе-то? — недоверчиво спросил он.

— Получалось раньше…

— То раньше, — вздохнул Семен. — Да теперь жизнь по-другому пошла. В тюрьму забрали — отпустили. А мы-то тебя уж оплакали. Как оплакали-то, Николаич! Всем селом жалели. Да ты слезы наши обманул. Раскулачили… Да вот, видишь, назад все вернули. И извиненья преподнесли. Этот-то парнишка эвон какой перепуганный… Отчего так, Андрей? Ни дед твой, ни отец народ никогда не обманывали.