Василий Величко - Кавказ

Усугубляется это ухудшением экономических условий, — и можно сказать, что нарастает для спокойствия края не меньшая опасность, чем та, которая некогда была «на линии». Дело осложняется еще тем, что босяческому разложению подвергается и русская народная масса и что, с другой стороны, казачество, опутанное сетью циркуляров и сложных законов, затруднено в выполнении своей национальной задачи. В частности, судебно-правовой формализм, с его объективно-гуманной точкой зрения, стесняет вооруженные действия казаков в так называемое мирное время.

Ведь если, например, отряд станичников прибегнет к испытанному некогда способу восстановления мира и порядка, т.е. пойдет набегом на ингушское или чеченское воровское гнездо, — то из этого выйдет большое уголовное дело, а местная армяно-еврейско-нигилистическая печать, вроде «Северного Кавказа», «Казбека» и т.п., поднимет целую историю. Ингуши и чеченцы еще не вышли из того периода, когда, если не отжившие свое время казацкие набеги, то быстрые и крутые административные меры, отвечающие их понятиям о реальном возмездии, были бы им полезны; а вместо этого в крае введены учреждения, уместные в Англии или Франции. Совершится убийство, ряд убийств, грабежей, угона скота и т.п., — а вы извольте обращаться в суд, иметь дело со лжесвидетелями, обеляющими виновных, и, в итоге, зачастую не достичь ничего; кроме новых неприятностей.

Вольный русский орел, отстаивавший некогда наши пределы от вражьего натиска, теперь дома и в соседских передрягах лишен крыльев и связан. Таково, конечно, требование времени, но вряд ли можно сомневаться в том, что оно противоречит природе казачества.

Ближе к своей задаче стоят казаки, несущие службу государеву на турецкой и персидской границах; они стоят на таких местах, куда, так сказать, ворон костей не заносил, в камышах Аракса, в горных дебрях Артвина, — и всюду представляют собою грозную русскую силу. Если бы вдоль границы, где возможно, оказалось побольше казачьих станиц, а не временных постов, то картина Закавказья была бы теперь совсем иной; в частности, десятки тысяч турецких армян, составляющих истинное несчастье края в настоящую минуту, не перебрались бы столь беспрепятственно в наши пределы.

Так или иначе, каковы бы ни были отрицательные стороны казачества и его теперешнего быта, оно представляет положительную русскую силу в крае и песня его далеко не спета, в виду возможных еще в близком будущем осложнений.

Если казачество выполняло в течение веков и доселе, при неблагоприятных обстоятельствах, выполняет народно-боевую задачу России, то великолепная кавказская армия служит русскому делу со славой и честью в области военно-культурной . Ее значение огромно и в мирное время, так как, с одной стороны, слава ее подвигов и страх перед ее силою необычайно живы в крае, а с другой — наши кавказские воины являются, безусловно, надежнейшими, духовно-высокими и во всех отношениях лучшими истинно-русскими, людьми. В целом ряде прославленных полков за долгое боевое время сложились такие крепкие традиции, которых не в силах подорвать ни случайные военачальники, попадающие туда иногда по протекции, ни единичные люди, безразлично относящиеся к русскому делу, ни противорусский скверный склад местной жизни.

Кавказская армия была всегда, осталась ныне и, надо надеяться, останется навсегда несравненной школой долга и чести . Достаточно взглянуть на любой из этих полков, хотя бы в момент полкового праздника; когда выносят перед фронт старое, простреленное и почерневшее полковое знамя, каким священным огнем горят глаза молодых солдат, недавно пришедших из внутренней России, но уже всей душою подчинившихся полковой традиции.

Она глубочайше влияет и на духовную личность офицеров, и на весь склад их жизни. Нечего и говорить о замечательном полковом товариществе: проявления его так и брызжут на каждом шагу; но сверх того, у этих полковых семей есть крепко держащиеся благородные взгляды на жизнь, выработанные ими самостоятельно. Так, например, в Тенгинском полку весьма крепко традиционное уважение к женщине, и офицер, который бы позволил себе без определенных честных намерений ухаживать за девушкой или разрушать чужую семью, был бы с презрением удален из товарищеского круга.

К русскому народному делу, широко и возвышенно понятому, воинская среда относится вполне сознательно. Так, например, когда в принципе был благоприятно решен вопрос о заселении русскими крестьянами свободных земель Закавказья, а на деле оказалась в крае полная неподготовленность к этой мере, и многие сотни русских простолюдинов в тщетных поисках землицы впадали в нищету и буквально голодали, то наши полки (Тенгинский, Эриванский, Грузинский и др.) братски делились с ними и скудными деньжонками, и куском хлеба.

Наши воины являются также и активнейшими ревнителями православия; например, вопрос о православной церкви в Ахалцыхе, где, на отведенном правительством месте, армянские политиканы-думцы нагло возвели вместо церкви ротонду и кабак, был горячо и энергично поддержан доблестными тенгинцами [28].

В кавказской армии все, до последнего солдата, сознательно относятся к выполнению не только специально-военной, но и культурной задачи своей, в широком смысл этого слова. Так, например, политиканствующие армяне и армянская идея ненавистны на Кавказе всем порядочным людям, особенно же нашим воинам, но, тем не менее, во время землетрясения в Ахалкалаках, русские солдаты работали с самоотверженным воодушевлением над откапыванием и спасением армян, жертв этого стихийного бедствия. Когда явно вредные русскому делу шайки армянского сброда переходят из Турции в Закавказье и встречные войска не пропускают их, грозя начать стрельбу, то армяне выдвигают вперед женщин и детей, зная, что в таком случае русский христолюбивый воин курка не спустит.

Местная жизнь, особенно в больших городах, весьма не благоприятствует поддержанию дисциплины и доброй нравственности в войсках. Восток, тронутый полуцивилизацией и воспринявший ее дурные стороны, быстро разлагается и является очагом социальной заразы . Кавказский солдат, когда он не во фронте, проявляет иногда некоторые внешние признаки распущенности. Но стоит только, чтобы ему что-нибудь напомнило о высоком воинском долге, — и он сразу становится героем и патриотом.