Василий Веденеев - Дикое поле

— Ага будет доволен. — Чернобородый турок окинул взглядом усеянный трупами берег и обернулся к следовавшему за ним по пятам карлику: — Смотри, если ты ошибся, их участь покажется тебе счастьем.

— Делай, что тебе приказано, — огрызнулся урод. — И доставь меня к аге. А там я сам буду отвечать за себя.

Чернобородый криво усмехнулся и приказал садиться на коней. Отряд поскакал к полузатопленному галиоту…

Джафар не уходил в каюту до тех пор, пока на берегу не покончили с теми, кто намеревался отплыть на фелюге. Только увидев, что один из всадников начал размахивать пикой с привязанным к ней размотанным полотнищем белой чалмы, он приказал Тургуту выстрелить из пушки и лечь на курс к Стамбулу. После сигнального выстрела с галеры конный отряд внезапно исчез, а огромный корабль медленно развернулся и, вспенивая волны длинными веслами, направился в открытое море…

Через несколько часов чернобородый турок бросил покрытого дорожной пылью карлика к ногам Али, ожидавшего известий в одном из домиков небольшой приморской деревушки.

— Говори, — милостиво разрешил Али и пнул урода носком желтого сапога.

— Нужные тебе люди, высокочтимый ага, ушли в горы с болгарами, — по-собачьи глядя на него снизу вверх, сообщил черпальщик.

— Ты сам осмотрел каждого убитого? — прищурился Али.

— Да, ага, — подобострастно подтвердил карлик.

— Хорошо. Теперь поставьте на всех дорогах дозоры, чтобы мимо них не проскользнула и тень пророка! Первый, кто сообщит, где сейчас находятся беглецы, получит в награду коня. А тот, кто осмелится тронуть их хоть пальцем, получит в награду смерть!

Чернобородый низко поклонился и вышел, а доверенный Фасих-бея ласково поднял карлика и усадил его на скамью.

— Ты устал, Савва, я понимаю. Тебя ждут награда и отдых. Но скажи мне, хорошо ли ты запомнил тех, кто ушел в горы? Ты сможешь их узнать?

— Так же, как и они меня, — захохотал урод.

— Прекрасно, — Али хлопнул в ладоши. — Мы будем следовать за ними повсюду, а ты станешь нашими глазами. Как думаешь, если тебя снова свести с ними, рабы поверят в сказку о счастливом спасении от турок?

— Не знаю, — карлик пожал узкими плечами, — наверное, лучше этого не делать. Мое новое появление будет слишком подозрительным.

— Тогда иди, отдыхай, — разрешил Али.

Когда урод вышел, он сел за стол и принялся писать донесение — подробно рассказывал Фасих-6ею, как выполняются его поручения. За дверями послышался шум, потом они приоткрылись, и заглянул чернобородый предводитель конников. Ухмыляясь, он показал Али старое решето, в котором, подобно жуткому плоду, лежала отрубленная голова уродца.

— У него была слишком хорошая память, — равнодушно посмотрел на решето Али. — Иди, Юсуф, не мешай. Видишь, я занят важным делом.

И вновь принялся за письмо: Фасих-бей с нетерпением ждал известий от своих верных слуг…

Владения польского короля начинались в двухстах верстах от Москвы: в Дорогобуже стоял гарнизон рейтар, а Смоленск — старинный, исконно русский город, славный боевым прошлым и готовый к новым подвигам, — находился уже в глубине чужой территории.

Посланцы Бухвостова торопились. Помня его наставления, они погоняли лошадей и отмахали больше полутора сотен верст, не останавливаясь для отдыха ни в убогих деревеньках, лежавших у шляха, ни в маленьких городках. Впереди на высоком мышастом жеребце скакал Терентий Микулин. На груди у него, под суконным кафтаном, согретое теплом его сильного тела, было спрятано металлическое зеркальце немецкой работы. Следом поспешали Павлин Тархов и Иван Попов, одетые приказчиками. Первый ехал на огромном вороном жеребце, зло сверкавшем налитыми кровью глазами, а второй — на татарской лошадке, неказистой с виду, но необычайно выносливой. Каждый вел в поводу еще по две лошади, нагруженные тюками с товаром.

Мерно стучали копыта, оседала на придорожной траве сухая, прокаленная летним солнцем пыль. Встречный ветерок освежал разгоряченные лица путников, уже много часов не слезавших с седел: они хотели еще до наступления сумерек пересечь границу и заночевать на постоялом дворе у знакомого корчмаря Исая. Путешествовать ночью по дорогам, тянувшимся среди непроходимых густых лесов, было небезопасно. Даже трое хорошо вооруженных отважных людей легко могли стать добычей лютовавшей в окрестностях шайки разбойников. Глазом моргнуть не успеешь, как рухнет на голову заранее подпиленная толстая ель с острыми сучьями, а коней схватят под уздцы. Без лишних разговоров воткнут в ребра вилы или всадят в спину длинный нож, и никто не подумает крикнуть: «Кошелек или жизнь!» Здесь предпочитали забирать сразу все, не оставляя после налета нежелательных свидетелей. Поэтому путники обрадовались, увидев огоньки, призывно мерцавшие в окнах корчмы, — они сулили долгожданный отдых и надежный кров над головой.

Между тем сумерки сгущались. В низинах поплыли белесые космы тумана, холодной росой оседая на траве. Где-то прокричала перепелка: пьють, спать пора, пьють. Стеной стоявший по обочинам шляха лес словно придвинулся ближе и нахмурился. Последние лучи заходящего солнца с трудом пробирались между стволов деревьев, но уже не могли рассеять черные тени. Путники принялись нахлестывать лошадей и вскоре въехали в ворота постоялого двора.

Встречать гостей вышел сам Исай — тощий, горбоносый, с вечно растянутым в угодливой улыбке большим ртом, — он засуетился вокруг приезжих, покрикивая на нерадивых работников:

— Ну что встали, бездельники? Помогите снять тюки, несите их в дом!

Постоялый двор представлял собой просторную площадку, с трех сторон окруженную строениями. Слева возвышался двухэтажный рубленый дом: внизу располагалась корчма, а наверху постояльцам предлагали комнаты для ночлега Напротив вросли в землю низенькие сараи и амбарчики почти без окон, но с широкими дверями, закрытыми на массивные замки. Между сараями и домом стояла конюшня — новенькая, еще сохранившая запах свежего смолистого дерева.

— Вот, отстроился, — похвастался Исай, показав на конюшню. — Старая сгорела в прошлом году. Проходите в дом, выпьем по чарочке за благополучную дорогу. А у меня для вас и хорошая комната есть: специально приберег, будто знал.

Работники повели коней по двору, чтобы остыли после долгой скачки, а хозяин, не переставая улыбаться и кланяться, позвал путников в корчму. Некрасивая, такая же носастая, как муж, хмурая жена Исая быстро собрала на стол. Принесла горшок с жирной похлебкой, подала ложки, крупными ломтями нарезала хлеб и выставила на середину стола кувшин с водкой. Но приезжие пить отказались.

— Чуть свет в дорогу, — объяснил Терентий.