Gunter Grass - Траектория краба
- Название:Траектория краба
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Gattingen: Steidl Verlag
- Год:2002
- ISBN:3-88243-800-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Gunter Grass - Траектория краба краткое содержание
Память раком
Гюнтер Грасс «Траектория краба». Новелла. Пер. с нем. («Иностранная литература», 2002 -10). Gunter Grass. Im Krebsgang. – Gattingen: Steidl Verlag, 2002. – 216 seiten. ISBN 3-88243-800-2
Новая книга (на самом деле, это не новелла, а повесть) нобелевского лауреата 1999 года Гюнтера Грасса стала литературной сенсацией не только в Германии, но и в России. Про одного из ее героев – капитана советской подводной лодки Александра Маринеско (1913-1963) мы что-то слышали. В советское время в печати периодически поднималась кампания за возвращение честного имени этого подводника. Потопивший немецкие транспортные суда, Маринеско не отличался добронравием, начальству не угождал, и, в результате, его подвиги не были признаны, он отсидел в ГУЛАГе, вернулся инвалидом, рано умер, и только посмертно был реабилитирован и награжден по заслугам, получив звание Героя Советского Союза. Несколько лет назад в Петербурге появился памятник ему.
Но речь идет в повести Грасса о Маринеско только отчасти. Как и о Вильгельме Густлоффе, функционере нацистской партии, застреленном в начале 1936 года в Швейцарии Давидом Франкфуртером, сыном раввина, в знак протеста против антисемитской политики гитлеровцев. Вильгельм Густлофф был объявлен геббельсовской пропагандой мучеником, «от жидов убиенным». Его именем назвали морской лайнер, который в январе 1945 года и был потоплен торпедами с подводной лодки капитана Маринеско. Так сходятся нити повествования.
Главный герой книги, журналист, от лица которого ведется рассказ, родился в этот день потопления «Вильгельма Густлоффа». Его беременная мать находилась среди тысяч беженцев, спасавшихся на этом корабле от наступавших в Восточной Пруссии советских войск, чьи зверства против гражданского населения вызвали там дикую панику. Женщина была одной из немногих, кому удалось спастись с потопленного судна. Когда раздались первые взрыв торпед, у нее начались родовые схватки.
Дело в том, – и русский читатель узнает это из книги Гюнтера Грасса, – гибель «Вильгельма Густлоффа» была самой крупной морской катастрофой в мировой истории. Намного превосходящей по числу жертв и «Титаник», и все остальное. Кроме тысячи резервистов-подводников и трехсот военнообязанных девушек, на борту находилось девять тысяч беженцев. Одних детей было более четырех тысяч, большинство из которых погибло или на корабле, или в ледяной воде.
Как относиться к истории, которой мы не знали, а немцы должны забыть под тяжестью принятой на себя вины за деяния гитлеризма? Герой книги пишет об этом, опираясь на сведения в Интернете, где разворачивается полемика между фанатом Густлоффа и оппонирующим ему защитником застрелившего того Франкфуртера. Ситуация становится драматической, когда герой узнает, что в роли неонациста на сайте выступает его сын, который, из рассказов пережившей кошмар родной бабушки, творит новую мифологию вроде бы изжитой уже истории, о которой сам он старается не задумываться.
Договорившись о личной встрече со своим «еврейским оппонентом», таким же немецким юношей, как и он сам, сын повествователя убивает его четырьмя выстрелами в знак мести «мировому еврейству» за смерть нацистского мученика. Даром, что жертва – чистокровный немец, и еврейство это идеологическая маска, обычная при общении в Интернете.
Как относиться ко всему этому? Отстраненная манера авторского письма, обычная для Г. Грасса, не снимает вопросов, а ставит их. «Я могу назвать цифры, но они неверны. Все очень приблизительны. Впрочем, цифры мало о чем говорят. Они в принципе противоречивы. Числа со множеством нулей вообще не укладываются в голове… – пишет автор о числе жертв на затонувшем „Вильгельме Густлоффе“: девять тысяч? семь с половиной тысяч? – Без надежды на ответ можно задаться вопросом: жизнью больше или меньше, что это значит?»
То, что злодеяние творится рядом с нежеланием обывателя знать о нем, известно не только жителям окрестностей Майданека и Освенцима, но и нам. «А не все ли вам равно, сколько погибло заложников, разве их оживишь?» – вещают на страну новые циники русского официоза о собственных согражданах. Что уж тут нам до немцев? Что нам до людей? Что нам до себя?
Однако истории свойственно возвращаться. Любое преступление, любая жертва оказывается, странным образом, на совести того, кто живет рядом, делая вид, что это его не касается. Прошлое наползает неотвратимо, и ты сам должен решать его проблемы. Быть или не быть – это вопрос к тебе и твоим близким.
Игорь Шевелев
Источник: {http://www.newshevelev.narod.ru/knugol/recggras.htm}
Траектория краба - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Вскоре после прибытия подлодки С-13 в финский порт Турку у ее капитана, который надеялся на почести, едва ли не при первом же выходе на берег начались проблемы. Хотя дело, заведенное на него в НКВД и пока не дошедшее до суда, представляло для него серьезную опасность, он, как в трезвом виде, так и разгоряченный алкоголем, продолжал сражаться за признание собственных героических заслуг. Правда, подлодку С-13 наградили орденом Красного Знамени, а все члены экипажа получили орден Отечественной войны, а также орден Красного Знамени, на котором красовались звезда с серпом и молотом, однако звания Герой Советского Союза Александр Маринеско так и не удостоился. Более того, в официальных сводках Краснознаменного Балтийского флота по-прежнему отсутствовало упоминание об уничтожении двадцатипятитысячника «Вильгельм Густлофф», ни слова не говорилось и о потоплении «Генерала фон Штойбена».
Дело выглядело так, будто носовые и кормовые аппараты подлодки безрезультатно выстрелили фантомными торпедами по несуществующим целям. Почти двенадцать тысяч душ, которые должны были бы значиться на личном счету командира, во внимание не принимались. Неужели главное флотское командование устыдилось столь большого и поддающегося лишь приблизительной оценке количества погибших детей, женщин и тяжелораненых? А может, успехи Маринеско затерялись в победной эйфории последних месяцев войны, когда героических поступков совершалось великое множество? Во всяком случае, его шумная настойчивость не могла быть неуслышанной. Он не упускал ни малейшей возможности громогласно заявлять о своих победах. Это надоело.
В сентябре сорок пятого его лишили командования подлодкой, вскоре разжаловали в старшие лейтенанты, а в октябре уволили из военно-морского флота, обосновав эти три ступеньки последовательного унижения ссылкой на халатное отношение к исполнению служебных обязанностей.
После неудачной попытки устроиться в торговый флот – его признали якобы близоруким на один глаз – Маринеско нашел работу в качестве заведующего складом стройматериалов. Прошло совсем немного времени, и он, не предоставив достаточного количества убедительных доказательств, обвинил директора своего предприятия как в получении взяток, так и в даче взяток партийным функционерам, а также в спекуляции стройматериалами; в ответ против самого Маринеско были выдвинуты обвинения, что он, руководствуясь корыстными мотивами, раздавал материалы, пришедшие лишь в частичную негодность, чем нарушил закон. Особое судебное заседание приговорило его к трем годам лагерей.
Его отправили на Колыму, в те места «Архипелага ГУЛАГ», будни которых описаны в литературе. Лишь спустя два года после смерти Сталина Сибирь осталась для него позади, по крайней мере в географическом отношении. Он вернулся больным. Только в начале шестидесятых годов пострадавший герой-подводник был реабилитирован. Ему вернули звание капитана третьего ранга – правда, сейчас уже в отставке, – он получил право на пенсию.
А теперь мне опять придется вернуться назад. Поэтому скажу следующее. Когда на Востоке и на Западе объявили о смерти Сталина, я увидел мать плачущей. Она даже свечи зажгла. Мне было восемь лет, в школу не ходил из-за кори или какой-то другой хворобы, я стоял у кухонного стола, чистил вареную картошку, которую мы собирались есть с творогом и маргарином, и вдруг увидел, как мать при зажженных свечах оплакивает Сталина. Картошка, свечи и слезы были тогда дефицитом. За все годы моего детства и до самых старших классов шверинской школы я никогда не видел мать плачущей. Когда она выплакалась, взгляд у нее сделался отсутствующим, таким, какой хорошо известен и тете Йенни с детских лет. Во дворе столярной мастерской на Эльзенштрассе в Ланг-фуре говорили по такому поводу: «Опять у Туллы выбиты окошки».
Итак, вдосталь наплакавшись из-за смерти великого товарища Сталина и просидев довольно долго с отсутствующим видом, она принялась за вареную картошку с творогом и кусочком маргарина.
В ту пору мать уже стала мастером, возглавила на шверинской мебельной фабрике бригаду столяров, которая в плановом порядке выпускала спальные гарнитуры для братского Советского Союза, укрепляя тем самым дружбу народов. Хотя ее образ этих лет у меня несколько смутен, но вполне определенно можно сказать, что мать по сей день осталась сталинисткои, хотя в ответ на мои попытки в наших спорах развенчать ее героя теперь она уже только отмахивалась: «Ну и что, он тоже был всего лишь человеком...»
В ту пору, когда Маринеско знакомился с сибирским климатом и условиями пребывания в советских лагерях, мать хранила верность товарищу Сталину, а я, будучи пионером, гордился своим галстуком, Давид Франкфуртер, окончательно излечившись в тюрьме от костного заболевания, поступил на службу в израильское министерство обороны. Он женился. Позднее появились двое детей.
И еще кое-что произошло в эти годы: Хедвиг Густлофф, вдова убиенного Вильгельма, покинула Шверин. Теперь она жила на западе от внут-ригерманской границы, а именно в Любеке. Особняк из клинкерного кирпича по адресу Себастьян-Бахштрассе № 14, построенный супругами незадолго до убийства, был вскоре после войны национализирован. Я видел фотографию этой типичной солидной виллы, рассчитанной на одну семью, в Интернете. Мой сын додумался на своем сайте до требования вернуть несправедливо отнятое здание, чтобы устроить там «Музей Густлоффа», доступный для заинтересованной публики. Дескать, потребность в профессионально подобранных экспонатах и материалах простирается далеко за пределы Шверина. Он, впрочем, не возражал против того, чтобы слева от балконного выступа и окна сохранилась бронзовая табличка, оповещавшая о том, что с сорок пятого по пятьдесят первый год в этом национализированном здании проживал первый премьер-министр Мекленбурга, некий Вильгельм Хёккер. Не возражает он, дескать, и против окончания надписи: «после разгрома гитлеровского фашизма». Мол, это такой же неоспоримый факт, как и убийство Мученика.
Мой сын весьма умело справлялся с размещением на своем сайте иллюстративного материала, таблиц и документов. Например, я обнаружил здесь изображение как фронтальной, так и тыльной стороны большого памятного камня, установленного на южном берегу Шверинского озера. Он приложил немало стараний, чтобы рядом с фотографией камня поместить плохо различимую и потому специально увеличенную надпись, высеченную на тыльной стороне камня. Три строки, расположенные друг под другом.
Жил во имя Движения.
Убит евреем.
Погиб за Германию.
Поскольку в средней строке имя убийцы не называлось, а тем самым злодейскими убийцами объявлялись по существу все евреи, то можно предположить – и позднее такое предположение получило развитие, – что Конни отказался от односторонней фиксации на конкретной личности Давида Франкфуртера, решив продемонстрировать свою ненависть к «еврею как таковому».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: