Unknown Unknown - Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого)

Бэнкэй, так и не сняв башмаков, стал прохаживаться взад и вперёд у порога. Наставник произнёс укоризненно:

– Экое безобразие! Храм сей основан Святым Сёку, а ты осмелился непристойно явиться сюда, не снявши обуви, да ещё при этих высокородных особах и их юных учениках!

На это Бэнкэй, отступивши на шаг и усевшись, ответил так:

– Справедливы речи наставника. Всякого порицания заслуживает монах, если вступает ногами, обутыми в башмаки, хотя бы на галерею. Но считается ли проступком для него наступить башмаками на лицо бедного паломника?

Он был прав, и братия молчала.

На этом бы всё и кончилось, и наставнику удалось бы как-нибудь по своему усмотрению успокоить и выпроводить Бэнкэя, но тут зачинщик всей истории, монах Синанобо Кайэн, выкрикнул:

– Ну и рожа у этого потешного паломника!

Бэнкэй сразу весь подобрался.

– Кое у кого в этом храме слишком уж резво меняются душевные склонности, – произнёс он и вскочил на ноги. – Совсем недавно заглядывал в хмурые лица паломников сладкими глазками, а теперь вдруг в этом раскаялся. Что ж, придётся его проучить!

– Вот оно, сейчас начнётся! – забормотали все.

А Бэнкэй подумал: «Вот интересно! Этот дурак и в понятии не держит, с кем он задрался. Выбирает, поди, что со мной сделать: то ли руки мне вырвать, то ли голову проломить. А ведь если рассудить, это не иначе как он расписал мне физиономию!» Он был в меру спокоен, стоял на пороге зала, перебрасывая посох с руки на руку, и ждал.

Видя это, несколько молодых монашков из друзей Кайэна заорали:

– Хватит любоваться этим мерзким монахом! Сбросим его с галереи! Свернём ему шею! Переломаем кости!

Они подвязали и закинули за плечи рукава своих ряс и с воплями приступили к Бэнкэю. «Эйя! – сказал он. – Ну-ка!» Перехватив посох поудобнее, он широко им махнул, словно на покосе, и смел их всех с галереи вниз.

Увидев это, Кайэн поспешно вскочил и стал озираться в поисках подходящей дубины для боя, но ничего не нашёл. Он взглянул на задние ряды в зале; там в огромной жаровне горели дубовые поленья, припасённые, должно быть, паломниками; он выхватил пылающую головню и с криком: «Ну, берегись, монах!» – побежал на Бэнкэя. Бэнкэй насмешливо расхохотался. Кайэн в ярости развернулся и ударил. Бэнкэй встретил удар посохом. Посыпались искры. «Не вышло!» – подумал Кайэн, прыгнул вперёд и ударил снова. И снова Бэнкэй отбил удар. Кайэн в замешательстве отступил, и Бэнкэй тут же нырнул головой вперёд, протянул левую руку и, схватив его за нагрудник панциря, с силой дёрнул к себе, а правой рукой вцепился в его кулак, сжимающий головню. Затем он вздёрнул противника в воздух над головой и понёс его вон из зала во двор.

Увидев это, братия взмолилась:

– Пощади его, добрый паломник! Он всегда буянит, когда напивается!

– Что за безобразный шум вы подняли? – отозвался Бэнкэй. – Есть ведь такое старинное правило: ежели буянит спьяну паломник, его усмиряет монастырская братия, а ежели напивается кто из братии, его усмиряет паломник. Не бойтесь, до смерти я его не убью!

С этими словами он раскачал Кайэна и, сказавши: «Эйя, ну-ка!», зашвырнул его на крышу молитвенного зала в три человеческих роста. Кайэн не удержался на покатой крыше, скатился и тяжело грянулся на каменный сток для дождевой воды. Бэнкэй сразу же подскочил и наступил на него, чтобы переломать ему кости и перервать жилы: у Кайэна кисть левой руки была сломана, и два ребра с правой стороны треснули, но он молчал. Да и что здесь было говорить?

А дальше случилось вот что. Ведь Бэнкэй зашвырнул Кайэна вместе с головнёй, и головня эта застряла на крыше. Со стороны долины поднялся ветер. Он раздул головню, крыша от неё занялась. Пламя охватило девятиколонный молитвенный зал, семиколонную крытую веранду, двухъярусную пагоду Изобильного Сокровища, башню Премудрого Божества Манджушри и пятиярусную пагоду Пяти Великих Сущностей. До последнего строения выгорел храм, и лишь пепел остался от всех его пятидесяти четырех построек вместе с Пресветлым Залом Святого Сёку.

Увидев, что творится, Бэнкэй рассудил так: «Теперь меня всё равно обвинят, будто я стал врагом законов Будды, а потому незачем мне щадить и прочие обиталища храмовой братии». И он сбежал по западному склону священной горы, запалил сосновый факел и принялся поджигать одну за другой крыши монашеских келий. Огонь бурно ринулся из долины к вершине, а поскольку всё было построено на краю обрыва, рассекавшего гору, могло ли там уцелеть хоть что-нибудь? Оставив после себя одни лишь каменные кладки, в час Змеи двадцать первого дня седьмого месяца Мусасибо Бэнкэй покинул гору Священных Списков и направился в столицу.

Он шёл весь день и шёл всю ночь напролёт и утром двадцать второго дня того же месяца добрался до места. Накануне на столицу обрушился ураган с ливнем, и на улицах никого не было, но всё-таки Бэнкэй решил внешним видом не выделяться и переоделся в жёлтую куртку и красные штаны.

Для чего же он явился в столицу? А вот для чего. Когда наступила глубокая ночь и всё вокруг затихло, он забрался на стену ограды дворца государя-монаха и, растопырив ладони, возжёг огонёк. Затем он издал дикий вопль во всю глотку и перебежал на восточную сторону, а через некоторое время вернулся, вскарабкался на ворота и прокричал ужасным голосом:

– Ара, слушайте! Страшное дело! Вчера утром храм на горе Священных Списков, возведённый и прославленный самим Святым Сёку, сгорел дотла из-за ссоры между братией и паломником! Погибли в одночасье пятьдесят четыре строения и три сотни келий!

Прокричал и исчез, словно его и не было. В государевых покоях, услышав это, вопросили:

– По какой причине сгорел храм на горе Священных Списков?

Был немедленно отряжен конный гонец. В то же время последовало высочайшее повеление:

– Если храм действительно сгорел, братию разогнать, а в первую очередь изгнать настоятеля.

Поэтому туда выехали полицейские из столичной управы. Увидев, что там не осталось ни единой целой постройки, они объявили:

– Высочайшее повеление! Кому-нибудь явиться для объяснений!

И наставник, времени не теряя, спешно отправился в столицу, чтобы изъяснить, как всё случилось. Он прибыл ко двору и обо всём почтительнейше доложил. Последовал вопрос:

– Кто виновники?

– Из паломников некий Мусасибо Бэнкэй, а из монахов Кайэн.

Услышав это, высокие вельможи и знатные придворные в один голос сказали:

– Так это речь идёт про Ониваку с горы Хиэй! Если дурён он, то надлежало его исправлять задолго до нынешней беды на горе Священных Списков. Если же дурён этот Кайэн, то исправлять его было бесполезно. Коротко говоря, этот Кайэн и есть враг законов Будды и государственных установлений. Надлежит его схватить и допросить.