Валентин Пикуль - Океанский патруль. Книга 1

— Ну, что вы на меня накинулись? — обиженно проговорил Артем, которому совсем не хотелось ссориться с командиром. — Ведь я, по-моему, делаю все, что мне положено…

— Вот то-то и оно, — сказал Рябинин, — вы делаете только то, что положено. А сделать хоть раз то, что не положено делать, а все равно надо, этого вы не делаете. Впрочем, если говорить начистоту, то мне служить с вами нетрудно. Службу-то вы хорошо знаете!

— А если это так, — обрадованно подхватил Пеклеванный, — так за что же вы меня сейчас ругаете?

— Да я разве ругаю? Я ведь только разговариваю… Так они и шли, разговаривая. Командир и его помощник.

»На север — за смертью!..»

Фон Герделер всегда обожал опрятность, и сейчас он с удовольствием разгибал хрустящую от крахмала салфетку. Он любил также добротность в мелочах, и ему нравилось держать перед собой живописную карточку меню, на которой был изображен сытый и веселый тиролец в форме горного егеря.

— Можно расплачиваться и шведскими кронами?

— Здесь берут все, — ответил сосед, рыхлый армейский капитан, на мундире которого финских орденов было больше, чем немецких. — Можете расплачиваться даже монгольскими тугриками!

— А вы были и в Монголии? — вежливо спросил оберст.

— Еще чего не хватало, — прорычал в ответ капитан. — Благодарю покорно… Я прошел Польшу, Грецию, Украину, Норвегию, а вы мне теперь предлагаете Монголию! Тьфу!

Они познакомились. Капитана звали Штумпф, он был старый вояка и сейчас служил военным советником при финской армии. Оберегу было любопытно знать подробности о войне финнов с русскими, но капитан отвечал невразумительно:

— Ерунда все. Холод собачий, болота, комары и еще вот эта… няккилейпя. Впрочем, вы этого не понимаете. Вместо хлеба. Привыкаешь!.. Однажды меня стали пилить пополам. Я не знал, как согреться. А пчелиная колода большая. Стали пилить. Хорошо, что проснулся. А то бы так, с колодой вместе, и меня. Вжик-вжик!.. Ерунда все. И потом еще вот эти… Фьють-фьють-фьють. Всегда дают три выстрела. Называются они — кяки-кяки. Даже бабы сидят на деревьях. И как стреляют! Фьють-фьють-фьють — и в тебе три дырки. А водку варят из опилок… Тоже привыкаешь!..

Штумпф выдавливал из тюбиков икряную пасту и ел ее прямо с ложки. Пил, ел, курил — все одновременно. «Ну, и свинья же ты, парень!» — думал оберст о капитане, хотя этот грубый, неотесанный мужлан-офицер ему даже чем-то понравился, и было жалко, что он уходит из-за столика.

— Мне пора, — сказал Штумпф. — Через пять минут я вылетаю. На север — за смертью!..

Наружная стена ресторана представляла собою сплошное окно, и фон Герделер, сидя за столиком, лениво наблюдал, как с взлетной дорожки один за другим уходят в небо самолеты. К нему подошла кельнерша — молоденькая девушка-немка, шуршащая взбитыми, как сливки, кружевами наколок и передника.

— Что угодно господину… ммм-ммм, — она в нерешительности замялась, не зная, как назвать его, ибо он был одет в штатское.

— Зовите меня генералом, — с улыбкой разрешил фон Герделер. — Правда, я еще не генерал, но, поверьте, я им скоро буду.

— О! Я еще не видела таких молодых генералов…

Фон Герделер читал меню, держа его перед собой в откинутой на отлете руке, как бы любуясь своей дальнозоркостью.

— Суп, — сказал он. — Суп из тресковых язычков. Я уже соскучился по норвежской кухне. А гренки прошу выбрать самые поджаристые. На второе же — гарнели в белом соусе. И уж, конечно, икры. Только по русскому способу, то есть икры пробитой. Пожалуйста, фрейлейн…

Он пил легкое каберне и, ломая жесткие панцири морских креветок, лакомился нежным розовым мясом. На столе перед ним лежал очередной номер газеты «Вахт ам Норден» — газеты горноегерской армии. А в газете напечатана статья, которая называется «Так ли мы далеки от победы?» И под этой статьей — подпись: «Инструктор по национал-социалистскому воспитанию оберст X. фон Герделер».

— Пожалуйста, фрейлейн, еще порцию кофе-гляссе!..

Он побарабанил пальцами по столу. Что ж, он закинул крючок своей удочки далеко. На самую крупную рыбину из всех — на удачу в своей карьере. Эту статью не могут не заметить. Вчера ее уже передавали по Норвежскому радио.

— Я могу расплатиться, фрейлейн? Нет, я поберегу шведские кроны. Считайте с меня оккупационными марками… Благодарю вас, фрейлейн. Пожелайте мне удачи!

Фон Герделер поднялся со стула, ощущая в себе пружинистую легкость хорошо натренированного тела. Отдых на высокогорном курорте, который он себе позволил, пошел только на пользу. Страхи рассеялись, он окреп и внутренне подготовил себя к тяготам фронтовой жизни. Абсолютная трезвость, хорошая пища, шутливый флирт с молоденькой чемпионкой Швеции по настольному теннису — все это осталось далеко позади, и оберст сразу почувствовал всю важность совершаемого, когда очутился на этом аэродроме.

Большой черный «Юнкерс-52», на котором он должен лететь до Лаксельвена, еще не был выведен на старт. Наконец фельдфебель вспомогательной службы принес парашют, показал, как его пристегнуть, и сказал: «Через пять минут старт, герр инструктор!» Оказалось, что задержка произошла из-за командира эсэсовской дивизии «Ваффен-СС», известного генерала Рудольфа Беккера, который встречал свою жену, чтобы вместе с нею лететь дальше на север. «На север — за смертью!» — вспомнил фон Герделер слова, сказанные Штумпфом, и с любопытством посмотрел на хорошенькую, закутанную в меха блондинку. Штандартенфюрера сопровождал сильный воздушный конвой, без которого нельзя было отпустить в небо и «Юнкерс-52» — на его борту находилась большая партия ценного ментолового сахара для егерей.

«Итак, генерал и противопростудный сахар», — с иронией подумал оберст, когда самолеты поднялись в воздух, прикрываемые сверху тремя «мессершмиттами». Вместе с фон Герделером в тесном отсеке «юнкерса» находились еще двое: тщедушный лейтенант с острой лисьей мордочкой и худая, истощенная каким-то недугом медицинская сестра, которая сопровождала сахар. Фамилия лейтенанта была Вальдер; как выяснилось из разговора, он пошел служить в армию из провинциальной полиции; сейчас возвращается из хаттенского госпиталя, где залечивал ранение, полученное в перестрелке на Муста-Тунтури.

— Раненых много? — спросил оберст.

— Много, — виноватым голосом отозвался Вальдер.

— Обмороженных?

Лейтенант замялся. Вместо него ответила девушка.

— Тех, кто обморозился, судят! — вдруг резко сказала она. — Но все равно их много. Некоторые так и застывают за пулеметом. А финские солдаты совсем раздеты. В стране Суоми каждую осень проводится сбор теплых вещей, но эти вещи попадают к егерям Дитма.

Она говорила с каким-то неприятным акцентом, постоянно делая ударения на первом слоге, и фон Герделер спросил: