Сесилия Холланд - Смерть Аттилы

— Может, тебя в то время там не было. Он был тогда переводчиком. Он — гот и был в зале прошлым вечером.

— Да, теперь я его вспомнил.

Он ждал, когда Эдеко продолжит разговор. Но тот налил еще вина, выпил и передал Таксу чашу. Глаза и постоянно сжатые брови выдавали его волнение.

— Ну, — неуверенно заметил Такс. Он решил, что ему пора уходить, и поднялся.

— Такс, — внезапно сказал Эдеко. — Что лучше: выполнить клятву или не изменять кагану?

Такс снова уселся на лавку.

— Что?

Эдеко встал и обошел вокруг стола. На нем была туника из чудесной красной материи и даже золотые браслеты, которые так нравились римлянам, но на ногах — обмотки, как носили гунны, и сапоги из меха черно-бурой лисицы.

Он пошел и двери и выглянул, чтобы проверить, не подслушивают ли их, потом сказал:

— Я поклялся никому ничего не говорить, но если я промолчу, то может случиться беда. Или даже лучше сказать — пройдет ненаказанной, потому что об этом никто не будет знать, и кагану может быть оказана плохая услуга.

— Какая клятва?

— Она была принесена духам римлян, но это все равно была клятва.

— Почему ты поклялся?

— В то время я не знал, что они потом мне скажут. Ты же знаешь, каким любопытным бывает человек, и когда ему что-то хотят сказать по секрету, его одолевает любопытство, хотя он потом хочет отказаться от знания этого секрета.

Такс не понимал, о чем говорит Эдеко. Он ждал разъяснений.

— Мне нужно нарушить клятву, и я боюсь, что случится что-то плохое. Что мне сделать, чтобы как-то оградить себя?

Такс засмеялся.

— Я не шаман. Когда вернешься в Хунгвар, спроси об этом Трубача.

— Я часто слышал, что ты обладаешь даром волшебства.

— Поговори с Трубачом. Каким духам ты приносил клятву?

— Демону Христу и некоторым его помощникам. Такс нахмурился.

— О, я могу спросить Дитрика. Он — христианин.

— Нет, ничего не говори об этом германцу. Они все наполовину римляне. Я поговорю с Трубачом, но ты должен пообещать, что кое-что сделаешь для меня. Ты должен сразу отправиться обратно в Хунгвар, раньше всех нас, и все рассказать кагану о том, что когда я был в Новом Риме, римляне поговорили со мной и заставили принести им клятву никому ничего не рассказывать, а потом предложили мне золото, чтобы я убил кагана.

Такс взволновался. Эдеко не отводил от него взгляда. По углам его рта пролегли глубокие морщины, которых раньше не было.

— Я дал свое согласие, и они одарили меня золотом. Я боялся отказывать им, так как думал, что они меня тогда убьют. Но я не собирался выполнять их приказание. Мне нужно было отказать им, не так ли?

— Убить кагана? — Такс не мог перевести дыхание. — Кто просил об этом? Этот Виджилас?

— Он был там, но предложил один из советников. Кастрат — Хрисафиус. Мне нужно было отказаться!

— Как они могут называть своего императора богом, если он приказывает совершить подобное? Украсть волшебство у целого народа?

— Мне кажется, что император об этом ничего не ведает. Ты знаешь, что я не стану этого делать, лягушонок, не бойся. Но я должен все сказать кагану, чтобы он мог их наказать.

Такс кивнул головой. Он почувствовал, как тень копья прошла над ним.

— Ты поедешь в Хунгвар и все расскажешь кагану? — Да.

— Ты должен сказать, что я никогда не собирался делать это, что я сделал вид, будто принял их предложение, чтобы заманить их туда и наказать.

— Я это сделаю. Разреши мне все рассказать Дитрику. Он очень уважает римлян, и ему следует знать об их коварстве.

— Он может их оправдать и не изменить о них своего мнения. Почему ты подружился с гепидом? Он не станет защищать тебя перед своими людьми, как ты его сейчас защищаешь передо мной.

— Не говори так. Ты его не знаешь, и мне он нравится.

— Он — сын Ардарика. Я знаю Ардарика и работал с ним со времени смерти моего отца. Можно быть мудрым и не быть хорошим, и Ардарик пример тому.

— Дитрик не такой, как Ардарик, — упрямо сказал Такс.

— А, не говори ему ничего, — Эдеко хлопнул в ладоши. — Иногда мне кажется, что ты слишком глуп, чтобы связываться с тобой.

Такс обиделся.

— Я никогда и не говорил, что я — умен.

— Но ты хотя бы не врешь!

Такс раскачивался на скамейке и испепелял взором Эдеко. Тот встал и прошелся по комнате. Здесь стояла мебель резного темного дерева, и ее полировали маслом. Столы и лавки были чудесной формы. И вся комната воспринималась как единое целое. Все радовало глаз — плитки пола, потолок, очертания окон и стен. Комната была светлой и полной воздуха даже зимой, но, как все римское, казалось, что лучше всего она выглядела, когда там не было людей. Неожиданно Таксу захотелось вскочить и перевернуть в комнате всю мебель, разбросать мусор и дерьмо по полу и по стенам. Эдеко вернулся и сел напротив него.

— Прости. Это я — дурак, что говорю с тобой таким тоном. Но мне пришлось провести много времени с римлянами, и поэтому у меня не осталось терпения.

— Почему ты извиняешься? Все считают меня дураком. Эдеко приставил руку к груди Такса и легонько толкнул его.

— Все, уходи. У меня нет времени, чтобы врачевать твою гордость. Никому не говори, почему ты уезжаешь, и завтра отправляйся обратно в Хунгвар.

— Мне можно забрать с собой Дитрика?

— Да, — сказал Эдеко. — Ему будет плохо, если он останется один с нами.

Такс встал и вышел из комнаты.

Каган выставил вперед нижнюю губу. Он скорчился на своем высоком кресле, левое плечо было опущено, а правая рука покоилась на подлокотнике кресла. Справа сидели его сыновья Эллак и Денгазич. Они слушали Такса молча и ни разу не взглянули на него. Каган, наоборот, не отводил от него взгляда. Такс чувствовал себя ужасно, сообщая подобные новости.

Тишина уже начала давить на людей. Каган лениво почесал жидкую бороденку. Он не отводил взгляда от Такса. У него стало сводить судорогой ноги, начиная с колен и поднимаясь выше к бедрам. Он переступил с ноги на ногу, подумав, может ли он попросить позволения сесть. Каган, глядя на него, улыбнулся и сказал:

— Садись, лягушонок. Ты не можешь долго стоять. Глядя на пустую стену, Денгазич скорчил рожу и потом снова принял равнодушное выражение. Такс вздохнул и уселся на корточки.

— Итак, — сказал каган спокойным голосом. — Эдеко признался тебе, что клятва, которую он дал, его волновала, а ты являешься другом шамана по имени Трубач. Что ты ему сказал в отношении клятвы?

Такс ждал, что его станут спрашивать по поводу заговора, и он не знал, как ему нужно отвечать на другие вопросы. Ему нужно было время, чтобы все вспомнить. Он пожал плечами:

— Ничего. Я ему сказал, чтобы он поговорил с Трубачом. Я не помню, чтобы я говорил ему что-либо еще.

— Угу.