Виктория Холт - Королева-распутница

— Правда? — воскликнула Генриетта.

— Прежде всего я удостоверюсь в том, что я могу подкупить тюремщиков, — глаза Марго засверкали, несмотря на слезы. Она обожала такие приключения. — Это не составит труда. Думаю, у меня получится. Затем мы отправимся к нашим возлюбленным. Ты пойдешь в камеру Аннибала, а я — в камеру Бонифация. Там мы быстро снимем с себя наши платья и плащи. Ла Моль наденет мое платье и плащ, а Коконна — твою одежду.

— Они им не подойдут, — сказала Генриетта.

— Мы выберем в наших гардеробах самые просторные наряды. Что-нибудь найдется, я уверена. Они закроют головы капюшонами и наденут маски, которые мы принесем. Затем мы быстро, с уверенным видом, покинем подвалы замка и сядем в карету. Сделать это будет нетрудно, потому что мужчин примут за наших фрейлин. Мы все уедем прочь… из Парижа… исчезнем прежде, чем все поймут, что случилось. Мы лишь должны быть уверены в надзирателях. Остальное не составит проблемы, если мы будем держаться хладнокровно.

— Я хочу заняться этим, — нервно сказала Генриетта. — Не могу ждать.

— Ты должна набраться терпения. Небрежность тут недопустима. Прежде всего нам надо поговорить с тюремщиками. Придется предложить им большую взятку, потому что они должны будут впоследствии скрыться.

— Взятку? — сказала Генриетта. — Где мы достанем нужную сумму?

— У нас есть драгоценности. Что такое несколько бриллиантов и изумрудов по сравнению с жизнью наших возлюбленных?

— Ты права, — согласилась Генриетта.

— Возможно, завтра, — сказала Марго. — Да, мы сделаем это завтра. Сегодня днем я съезжу в Винсенн в моей карете вместе с тобой. Ты предупредишь Коконна о нашем плане, а я сообщу о нем Ла Молю. Это станет репетицией большого приключения. Но прежде я встречусь с тюремщиками. Если я не ошибаюсь на их счет, мне удастся с ними договориться. Генриетта, мы должны добиться успеха.

— Если мы проиграем, — сказала Генриетта, — я умру от разбитого сердца.

Внутри экипажа, мчавшегося в Винсенн, сидели две молодые женщины. Они испытывали страх и напряжение. Генриетта дрожала, закутавшись в плащ; она нащупала в сумке маску, которая должна была скрыть лицо ее возлюбленного.

Марго также дрожала от возбуждения.

— Если только у нас все получится, — в шестой раз пробормотала Генриетта сквозь стучащие зубы.

— Не говори «если», Генриетта. Мы добьемся успеха. Мы должны одержать победу. Тебе следует выглядеть невозмутимой, иначе, когда мы будем входить в замок, станет понятно, что мы что-то затеяли. Все подготовлено. Тюремщиков ждут оседланные лошади. Твои бриллианты находятся при тебе, мои — при мне. Все очень просто. Думаю, это будет не первым случаем, когда мужчины выходят из заточения в женских нарядах. Меньше чем через час мы уже будем в пути.

Марго говорила не замолкая, потому что болтовня успокаивала ее.

— В темнице следует действовать быстро. Как только за тобой закроется дверь, ты тотчас снимешь с себя платье и плащ. Ты и Коконна должны быть готовы через несколько минут. Мы встретимся за пределами подвала и быстро покинем замок. О, не будь глупой! Конечно, у нас все получится. Тут нет ничего сложного.

Карета остановилась.

— Генриетта, возьми себя в руки. Соберись. Ты должна выглядеть печальной. Помни о том, что ты идешь на последнее свидание с любимым… Так они думают… завтра его ждет казнь. Представь, какие чувства ты испытывала бы, если бы мы не разработали наш план… и выгляди соответствующим образом. Вот так… Меня разбирает смех при мысли о том, как мы их всех одурачим. Идем, Генриетта. Ты готова? Нам потребуются лишь мужество и выдержка.

Кучер распахнул перед ними дверь. Его лицо было серьезным. Он получил конкретный приказ: две женщины покинут экипаж, затем они вернутся вчетвером, и он погонит лошадей как можно быстрее в одну гостиницу, где их будут ждать свежие кони.

Все было тщательно продумано; слугам королевы Наваррской приходилось участвовать в необычных делах.

За толстыми каменными стенами было очень холодно. Стражники отдали честь королеве и ее подруге с мрачной галантностью. Они знали о дружбе женщин с заключенными; будучи людьми романтичными и благородными, они сочувствовали несчастным дамам. Кое-кто из них был готов под угрозой наказания позволить очаровательным королеве и герцогине попрощаться с их обреченными возлюбленными. В глазах тюремщиков было заметно галльское сочувствие ко всем влюбленным; стражники с состраданием смотрели на печальных красавиц.

Молчаливый тюремщик отпер дверь камеры, с грустью глядя на Марго. Как все напуганы, подумала королева. Все, кроме меня.

Шагнув в камеру, она испытала лишь радость приключения и сильную надежду на успех; страхи и страдания последних недель показались ей ненапрасными, поскольку благодаря им она могла насладиться этим великолепным моментом — ей предстояло подарить жизнь ее возлюбленному.

Дверь закрылась за Марго.

— Мой дорогой, — прошептала она. — Мой Гиацинт…

Ее глаза привыкли к полумраку; она разглядела нечто лежащее на полу в виде груды тряпья.

— Где ты? Где ты? — испуганно закричала Марго.

Груда пошевелилась. Марго опустилась перед ней на колени.

— Мой любимый… мой дорогой… — пробормотала она и развернула грубое одеяло. Ла Моль лежал с лицом мертвеца; влажная прядь волос прилипла к его лбу.

— Что с тобой? Что случилось?

Он молча уставился на нее.

— О, Господи! — прошептала она. — Кровь… на полу… на одеяле… везде… его кровь!

Она бережно, осторожно развернула одеяло до конца и закричала, увидев раздробленные кровоточащие ноги и ступни.

Она все поняла. Они применили испанский сапог; они сломали его прекрасные ноги; он не сможет больше ходить. Ее великолепный план спасения Ла Моля неосуществим.

Он, наконец, заметил Марго; она увидела на его губах слабую улыбку.

Он что-то забормотал; она склонилась над ним, чтобы разобрать слова.

— Ты пришла… — сказал он. — Дорогая… этого достаточно. Это все, о чем я молил Господа… Ты не забыла…

Она прижалась щекой к лицу Ла Моля; он попытался поднять руку и коснуться Марго, но усилие заставило его застонать; лоб графа покрылся испариной.

— Ты не должен двигаться, — сказала Марго. — О мой дорогой, что я могу сделать? Почему я опоздала?

— Ты пришла. Этого… достаточно, — снова заговорил он.

Тюремщик молча вошел в камеру.

— Мадам, вы должны уйти. Мадам, я весьма сожалею. Поступил приказ, и я не мог предотвратить его выполнение. Я не в силах был ничего сделать.

Она кивнула.

— Приказ, — повторила Марго; ей показалось, что она видит улыбающееся лицо матери. — Я понимаю. Я понимаю.

Генриетта ждала ее в коридоре с платком, поднесенным к глазам.