Георг Эберс - Невеста Нила

Едва Горус показался на Рыночной площади, как его встретил такой взрыв благодарности со стороны собравшейся народной массы, точно ему уже удалось спасти страну.

Удастся или не удастся задуманное им дело, он во всяком случае будет принужден покинуть Мемфис. Но это не пугало его. Жрец был твердо намерен провести остаток жизни с семьей Руфинуса, а вдове и дочери его покойного друга не мешало бы уехать из города, где они столько выстрадали. Филиппу также следовало переселиться в другое место.

Иоанна и Пульхерия сообщили Горусу Аполлону об ужасной участи, постигшей Паулу.

Теперь она не мешала ему, но ее, пожалуй, выпустят из тюрьмы, и тогда дамаскинка может снова разрушить все планы жреца. Следовательно, эту девицу необходимо своевременно сжить со света. Служитель Исиды питал к ней непримиримую ненависть и, кроме того, ему было приятно одурачить египетских христиан, заставив их исполнить жестокий языческий обряд. Если арабы приговорят Паулу к смертной казни, тем лучше для задуманного плана. Жрецу предстояло сговориться с черным векилом, от которого зависела участь заключенной.

Иоанна и Пульхерия нашли в этот день Горуса Аполлона необыкновенно приветливым и на редкость учтивым. Его предложение поселиться с Филиппом у них было встречено всеобщей радостью. Маленькая Мария ликовала. Хозяйки тотчас повели гостя по всему дому, оказывая ему на каждом шагу любезную предупредительность. Маститый ученый любовался решительно всем в их скромном жилище. Такая чистота и аккуратность могли существовать только при женском надзоре. Иоанна уступила новому жильцу комнаты нижнего этажа, принадлежавшие покойному Руфинусу, а находившиеся по другую сторону дома — Филиппу. Столовой, обширной прихожей и виридариумом могли пользоваться все сообща. Для женщин и гостей оставался верхний этаж. Переселение должно было совершиться в скором времени, когда Горус Аполлон устроит одно дело. Он не объяснил, в чем оно состояло, но, по-видимому, радовался заранее предстоящей перемене, потому что во время переговоров его впалые губы подергивались от удовольствия, а блестящие глаза как будто говорили Пульхерии: «И тебя, милое дитя, я постараюсь сделать счастливой».

Паула провела мучительную ночь в тесной и душной каморке, куда ее водворили вместе с кормилицей. Она не могла заснуть, потому что их постоянно будили то крики и звон цепей, доносившиеся из камер, то тяжелые шаги какого-либо заключенного, который не переставал тревожно прохаживаться по своей одиночной келье прямо над головой дамаскинки.

Несчастный узник! Страдал ли он от упреков совести или попал в тюрьму безвинно, как Паула, и теперь его томили тоска по близким сердцу, страх перед неизвестностью или нежное чувство к любимой женщине? Этот заключенный, очевидно, не был обыкновенным преступником, потому что таких помещали в другое отделение тюрьмы; кроме того, в полночь, когда в больших камерах разом все смолкло, из его комнаты послышалась тихая музыка. Чья-то опытная рука артистически играла на лютне.

Девушка невольно заслушалась, и ее мысли приняли иное, более спокойное направление. Воспользовавшись предлогом оставить свою неудобную жаркую постель, она вскочила на ноги и подошла к единственному окну своей кельи, заделанному железной решеткой. Вот музыка прекратилась; между заключенным и тюремщиком завязался разговор.

Чей это голос? Неужели слух обманывает ее? Сердце Паулы замерло в груди, пока она чутко прислушивалась. Вскоре все сомнения исчезли: узник в комнате наверху — Орион!

Сторож также назвал его по имени и заговорил о покойном мукаукасе, после чего они оба понизили голос; Паула слышала шепот, но не могла разобрать ни слова. Наконец, тюремщик простился с молодым узником, запер дверь на замок, и шаги юноши направились к окну. Дамаскинка прижалась лицом к оконной решетке, прислушиваясь и, убедившись, что все вокруг молчит, крикнула сначала тихо, потом громче: «Орион, Орион!» Наверху также произнесли ее имя; тогда Паула приветствовала своего возлюбленного и стала спрашивать его: почему и когда он попал в темницу. Но тот сейчас же сказал ей решительным тоном: «Молчи», и потом прибавил торопливо: «Подожди немного».

Паула не двигалась с места; через полчаса томительного ожидания сверху раздалось: «Бери», и перед глазами девушки замелькал какой-то предмет: то был кусок дерева, привязанный к струне от лютни, тут же висел маленький свиток папируса. В комнате Паулы не было огня, так что она не могла прочитать послание Ориона и потому крикнула ему: «Темно!»

Затем, по примеру юноши, прибавила: «Бери!»

Орион потянул кверху струну; на ней были две пышные розы, принесенные Пульхерией. Юноша выразил свою благодарность несколькими тихими аккордами, полными страсти и томления. Затем все смолкло: тюремщик запретил Ориону играть и петь в ночное время, и заключенный не решился ослушаться этого человека, который всячески старался облегчить его участь.

Паула легла в постель с письмом Ориона в руке; чувствуя, что ее веки слипаются, она положила маленький свиток под подушку и вскоре заснула. Оба они видели друг друга во сне, и когда проснулись при восходе солнца, то радостно приветствовали наступающий день. Вчера Орион был в отчаянии, когда за ним заперли дверь тюрьмы, ему хотелось выломать железную решетку и сорвать тяжелый засов. Трудно представить себе то чувство унижения, какое испытывает человек, когда его запрут, как бешеное животное, в четырех стенах, разлучив с живым миром, где он свободно действовал до сих пор. В первый момент тюрьма показалась Пауле и Ориону преддверием ада; они заранее считали себя погибшими, но сегодня их посетило совершенно иное настроение. Один удар судьбы за другим обрушился на сына мукаукаса; дамаскинка с тревогой ожидала возвращения жениха; а теперь их сердца были спокойны, несмотря на грозившие со всех сторон опасности.

Легенда рассказывает о святой Цецилии, которую повели на пытку прямо с брачного торжества, и когда она страдала в руках мучителей, то ее слух нежила небесная музыка. Святая девственница рассталась с жизнью в этом блаженном экстазе. Как часто повторяется то же самое и с обыкновенными смертными! Иногда они испытывают величайшее счастье в самые ужасные минуты. Паула и Орион почувствовали себя безгранично счастливыми только в тюрьме; дамаскинка перечитывала письмо любимого, которое начато было еще в доме кади и дышало глубоким чувством; Орион любовался розами — они вдохновили его. Взяв папирус, он начертал на нем стихотворение, которое было передано Пауле услужливым тюремщиком: