Георг Эберс - Невеста Нила

Еврей попросил показать ему камею еще раз. Повертев ее в руках, он отвечал, ухмыляясь:

— Да, прекрасная девушка, если бы моя черная курица несла вместо яиц такие штучки, я охотно кормил бы ее арсинойскими пирожками и жирными канопийскими устрицами. За этот камешек можно купить великолепное имение с землей, с хорошим домом и угодьями. Сам я не богат, но сейчас готов отдать за него два таланта, хотя бы мне пришлось попросить их взаймы у добрых людей!

Слова Гамалиила сильно подействовали на всех.

— У нас в доме решительно происходят невероятные чудеса! — воскликнул Орион. — Благородство, ставшее такой редкостью в наши дни, по-видимому, воскресло на белом свете.

Какой-то расточительный демон обратил в драгоценную камею измятую пластинку золота. Позволь спросить, кто видел пустую оправу на твоем ожерелье, прекрасная Паула?

Девушка чуть не изменила себе при такой дерзости и ответила дрожащим от гнева голосом:

— Конечно, твой помощник или ты сам, потому что ты, ты один имеешь причину…

— Это уж слишком! — грозно прервал ее Орион. — О если бы ты была мужчиной! Я убедился, как далеко простирается твое благородство! Даже ненависть и неумолимая вражда…

— Они имеют право погубить тебя вконец! — воскликнула Паула, вне себя от волнения. — И если я обвиню тебя в отвратительном преступлении…

— Тогда ты станешь преступницей против меня, против себя и против этого дома! — отвечал сын Георгия угрожающим тоном. — Берегись, девушка! Если ты воображаешь, что я способен поверить выдуманной тобой сказке…

— О нет, это значило бы ожидать от тебя слишком много честности! — громко перебила его Паула. — Не думай в самом деле, что я ссылалась на твое свидетельство: у меня есть другие очевидцы: Мария, внучка мукаукаса…

Тут дамаскинка старалась заглянуть в глаза противнику, но он с жаром воскликнул:

— Ты ссылаешься на ребенка, преданного тебе всей душой!

— Кроме нее, ожерелье видела сегодня утром Катерина, дочь Сусанны, — с торжественным видом добавила Паула. — Катерина уже не ребенок, взрослая девушка, что тебе хорошо известно! Я требую, — заключила она, обращаясь к судьям, — чтобы вы добросовестно исполнили свой долг и оказали мне справедливость, призвав сюда обоих свидетельниц.

Орион возразил на это с притворным хладнокровием:

— Мои родители едва ли позволят явиться перед судом впечатлительной и нежной девочке; кроме того, показания Марии не имеют значения: она несовершеннолетняя. Что же касается Катерины, это другое дело; суд обязан выслушать ее, и я сам позову сюда нашу гостью.

Верховный судья решительно отклонил попытку Паулы прервать его речь, обещая дать ей высказаться при свидетельнице. В заключение он небрежно заметил:

— Дорогая камея на ожерелье, вероятно, принадлежала твоему отцу.

Тут Паула не выдержала и воскликнула в порыве гнева:

— Нет, тысячу раз нет! Безбожный негодяй, твой сообщник, забрался в мою комнату, пока я была у больных, и открыл сундук отмычкой или подобранным ключом.

— Это можно доказать, — спокойно возразил Орион.

Он распорядился поставить сундук на стол и велел одному из присутствовавших судей сделать осмотр в качестве эксперта. Паула хорошо знала этого человека. Он был одним из самых важных чиновников в доме, старший механик мукаукаса, на обязанности которого лежала проверка и усовершенствование водяных часов и других инструментов, а также мер и весов. Этот сведущий человек тотчас осмотрел замок у сундука и нашел его в совершенном порядке; к тому же затвор отличался особым устройством, к которому было невозможно подобрать ключ. Пауле пришлось подтвердить, что она сама заперла шкатулку в полдень, а ключ, висевший на шнурке, надела себе на шею. Сын Георгия пожал плечами и велел отвести Паулу и ее кормилицу в разные комнаты поблизости от залы. Для разъяснения запутанного дела, по его словам, было необходимо помешать им переговариваться между собой.

Как только за ними заперли двери, он поспешил в сад, где надеялся встретить Катерину. Судьи с недоумением смотрели ему вслед. Перед ними развертывался целый ряд неразрешимых загадок. Ни один из присутствующих не позволял себе усомниться в добросовестности Ориона, он являлся сыном их законного властелина, и они уважали в нем редкий ум и великодушие. Его ссора с Паулой произвела на всех тяжелое впечатление, и каждый спрашивал себя, по какому странному противоречию красавица-дамаскинка питала непримиримую ненависть к юноше, кумиру всех прочих женщин? Эта враждебность к Ориону сильно вредила девушке в мнении судей, которым была хорошо известна и ее неприязнь к хозяйке дома. Со стороны Паулы было непростительно приписывать сыну мукаукаса такой низкий поступок, как взлом ее сундука. Только слепая ненависть могла подсказать ей такое чудовищное обвинение. Однако в словах дамаскинки было столько искренности, что судьи невольно верили им. Если Катерина подтвердит, что видела в это утро пустую оправу от смарагда на ожерелье Паулы, то суду придется искать другого виновника дерзкой кражи в доме мукаукаса. Но кто мог пожертвовать из пустого каприза таким сокровищем, как ониксовая камея? Это являлось чем-то положительно невероятным, и механик Аммоний, пожалуй, справедливо заметил, что от женщины мстительной можно ожидать всего, даже небывалого и неслыханного.

Между тем солнце успело закатиться; после томительного дневного зноя наступили прохладные сумерки.

Больной Георгий все еще оставался в своей комнате, но его жена, вдова Сусанна с дочерью, маленькая Мария и гречанка, воспитательница девочки, наслаждались воздухом на открытой галерее, выходившей в сад и на берег Нила. Женщины закутали головы кружевными покрывалами, защищаясь от вечерней сырости, поднимавшейся с реки, и от комаров, которые кружились в саду целыми стаями, привлеченные светом ламп, развешенных между колоннами галереи. Маленькое общество вело оживленную беседу, освежая себя приятным питьем из свежих фруктовых соков. Приход Ориона встревожил мать.

— Что случилось? — спросила она с беспокойством, заключая по внешнему виду сына, что судебное разбирательство идет не особенно гладко.

— У нас происходят неслыханные вещи, — ответил он. — Паула, точно разъяренная львица, отстаивает вольноотпущенника своего отца.

— С целью оскорбить нас и наделать неприятностей, — прибавила Нефорис.

— Нет, нет, матушка! — с явным волнением возразил Орион. — Но эта женщина страшно упряма; она не щадит никого и ничего, обнаруживая находчивость, достойную величайших адвокатов, которых мне приходилось слышать на суде в Константинополе. Кроме того, ее благородство и божественная красота, по-видимому, вскружили головы нашему домашнему ареопагу [43]. Конечно, со стороны Паулы очень похвально защищать своего слугу, но ее заступничество все-таки не послужит ничему. Улики против Гирама слишком очевидны и если последнее доказательство его невиновности будет опровергнуто, то преступника ждет неминуемая казнь. Дамаскинка утверждает, будто бы она показывала ожерелье сегодня утром тебе, прелестная Катерина, и нашей малютке Марии.