Георг Эберс - Невеста Нила

Несомненно, в этом случае он прав, как всегда и во всем! Большинство резных камней имело овальную форму, и точно такой же вид у золотой вещицы, висевшей посередине ожерелья. Сын Георгия, вероятно, не заставил бы свою будущую жену напрасно покривить душой. Это не похоже на благородного юношу! Во всяком случае невеста была обязана защитить его от всего дурного и не допускать до сближения с лукавой сиреной. Катерина знала теперь, что ей следует говорить, и собиралась уже приподнять угол покрывала, чтобы твердо взглянуть в лицо соперницы, но тут за ней пришел Орион. К его радости и даже к немалому изумлению дочь Сусанны решительно объявила, что сегодня в полдень на ожерелье Паулы видела резной камень. Когда же ей подали оникс, спрашивая, помнит ли она его, девушка хладнокровно ответила:

— Может быть, это та самая камея, а может быть, и нет; я помню, что видела только гладкую оборотную сторону золотой оправы овальной формы, потому что ожерелье было у меня в руках буквально считанные мгновения.

Между тем казначей Нилус попросил Катерину хорошенько рассмотреть изображение Амура и Психеи, чтобы вспомнить, не видела ли она хоть мельком этой вещицы. Но невеста Ориона отстранила от себя дорогой убор и решительно заявила:

— Не люблю языческих картин! Якобитские девушки не позволяют себе носить подобных украшений.

Тогда Паула встала с места и подошла к свидетельнице, в глазах дамаскинки выражался строгий упрек, и теперь Катерине было очень приятно, что лицо ее закутано густым покрывалом. Но девушка скоро оправилась от испуга.

— Ты намекаешь на свое вероисповедание, — заметила ей дочь Фомы, — но ведь оно так же осуждает ложь, как и мое. Подумай о том, насколько важно твое показание, дитя!

— Я уже не дитя, тем более для тебя. Мои слова вполне обдуманы и я понимаю, что от моего свидетельства зависит многое.

Невеста Ориона упрямо подняла голову и с твердостью повторила:

— Этот оникс висел на цепочке посередине ожерелья.

— Ах ты, противная карлица! — крикнула Перпетуя прямо ей в лицо, вне себя от негодования.

Катерина вздрогнула, точно ее ужалила змея, и быстро обернулась к женщине, которая осмеливалась так дерзко выражаться. Готовая заплакать от стыда, дочь Сусанны беспомощно оглядывалась вокруг, отыскивая поддержку в окружающих. Кормилица тотчас получила должное возмездие — Орион велел увести ее в темницу за ложные показания, а дамаскинку отпустить: она не принимала присягу и выдумала невероятную историю с великодушным намерением спасти подсудимого. Сундук с вещами было приказано немедленно отнести в ее комнату.

Тогда дочь Фомы еще раз подошла к судейскому столу, сняла с цепочки оникс и бросила Гамалиилу, который поймал драгоценный камень на лету.

— Дарю тебе его, — сказала она еврею. — Может быть, негодяй, надевший камею на мое ожерелье, выкупит у тебя свою собственность. Моя прабабушка получила этот жемчужный убор от святого императора Феодосия, и я лучше брошу его в нильские волны, чем оставлю на нем ненавистный подарок злодея. Я не сержусь на вас, бедные обманутые судьи, но сожалею о вашем ослеплении… Мой Гирам, — тут девушка указала на сирийца, — честный человек, о котором я буду вспоминать с благодарностью и любовью до самой смерти, но этот неправедный сын благороднейшего отца, этот…

Она указывала прямо в лицо Ориону.

— Довольно! — прогремел тот, вне себя от гнева.

Наконец, Паула немного опомнилась и продолжала:

— Я исполню твое желание, но собственная совесть будет всю жизнь повторять тебе то, о чем я умалчиваю теперь.

Дамаскинка подошла к Ориону ближе и прошептала:

— Я не хотела обращать против тебя самого сильного оружия, потому что ты обещал спасти Гирама. Если в тебе осталась хоть искра чести, исполни данную клятву!

Верховный судья сделал утвердительный знак головой. Выходя из залы, девушка еще раз остановилась на пороге и громко заметила Катерине:

— Ты, как неопытная девочка, запуталась в сетях Ориона. Помни, неразумное дитя, что сын мукаукаса наградит тебя за оказанную ему услугу жестокими терзаниями!

Сказав это, Паула вышла. Поднявшись с трудом по лестнице, она по-прежнему принялась ухаживать за больной персиянкой, и тут у нее из глаз полились облегчающие слезы.

Филипп дал ей наплакаться, не надоедая расспросами, пока его приятельница не высказалась перед ним сама.

Орион и Катерина утратили свое веселое настроение; они вернулись на галерею пасмурные и недовольные собой. «Мотылек» спрашивала дорогой у жениха, почему он требовал от нее показания против дамаскинки, но юноша отложил этот вопрос до следующего дня. Молодые люди нашли вдову Сусанну одну. Нефорис отправилась к больному Георгию и увела с собой Марию. Проводив гостей до экипажа, сын наместника вернулся в залу суда.

Он еще раз кратко изложил перед судьями сущность дела и все улики против вольноотпущенника. Верный Гирам был приговорен к смертной казни всем составом суда, исключая Нилуса, который упорно доказывал, что подсудимый невиновен.

Орион распорядился отложить исполнение приговора.

Вместо того чтобы идти к себе в комнату и успокоиться после тревожных потрясений, он велел оседлать самого горячего коня и ускакал один в пустыню. Желанная победа досталась ему, однако сыну Георгия казалось, что, увлекшись состязанием, он попал во время бешеной скачки в грязную канаву, где ему суждено захлебнуться.

Филипп был вне себя, слушая рассказ о поведении Ориона, и об исходе судебного заседания. Он горячо поддерживал решение Паулы оставить дом, где допускалась столь возмутительная несправедливость. Но едва они начали серьезно обсуждать положение дел, как из комнаты больных неожиданно раздались громкие крики. Масдакит Рустем, лежавший до сих пор в бессознательном состоянии, очнулся после дозы возбуждающего лекарства и начал звать к себе Гашима. Когда ему сказали, что тот не вернется раньше завтрашнего дня, великан приподнялся с подушек, опираясь о кровать и окидывая спальню помутившимся взглядом. Потом он потряс остриженной головой, как разъяренный зверь, что не предвещало ничего хорошего.

Действительно, больной ярился все больше и больше, разразившись наконец угрозами и бранью на родном языке, непонятном присутствующим. Когда Филипп бесстрашно подошел к нему, чтобы перевязать рану, Рустем схватил его и, с пеной на губах, попытался опрокинуть на пол. Рыча, он тряс свою жертву могучими руками, но врач ни на минуту не потерял присутствия духа и крикнул сестре милосердия, чтобы та позвала пару дюжих невольников. Монахиня выбежала из комнаты. Паула осталась единственной свидетельницей упорной борьбы. Филипп схватил кисти рук масдакита и удерживал его с такой силой, какой нельзя было ожидать от человека, посвятившего себя исключительно усидчивым занятиям наукой. Минуту спустя пациент был опрокинут на подушки, а Филипп, упираясь коленями на край постели, сдерживал его от дальнейших попыток к нападению. Между тем перс напрягал все свои усилия, чтобы освободиться, но большая потеря крови и лихорадка изнурили его.