Георг Эберс - Серапис

Многое сильно переменилось в Александрии в течение последних тридцати лет, и эти перемены отзывались острой болью в душе восторженного старого певца. Герза также нередко с грустью качала головой. Когда лодка прошла половину пути, матрона указала рукой на обширное пустое пространство на берегу озера и с волнением заметила мужу:

– Узнаешь ли ты это место? Куда девался наш милый старинный храм Диониса?

При этих словах Карнис так стремительно вскочил на ноги, что едва не опрокинул лодку. Домоправитель Порфирия просил его сидеть смирно, но старик не мог успокоиться.

– Неужели ты думаешь, – с горечью спросил он провожатого, – что у вас в Египте живой человек должен обратиться в мумию? Пусть другой переносит подобные вещи спокойно. Здесь совершаются постыдные, недостойные дела: от них и у голубя разыграется желчь. Такую великолепную постройку, красу и гордость Александрии, срыть до основания, развеять прахом! Посмотрите туда, посмотрите! Разбитые колонны, мраморные карнизы и капители в беспорядке разбросаны по земле! Как совершенны были здесь статуи! Какие прекрасные головы, какие торсы! Великие художники создали все это при содействии самих богов, а вы, ничтожные, подстрекаемые к тому демоном злобы, разрушили их творения! Что было достойно жить целую вечность, было уничтожено. Почему? Хотите узнать? Потому что христиане боятся всего прекрасного, как сова боится света. Красота во всех своих проявлениях им ненавистна! Они преследуют ее, хотя бы она даже была сотворена самим божеством. Я приношу на них жалобу бессмертным, так как они вырубили даже изумительную рощу у храма с прохладными гротами, с вековыми деревьями и тенистыми уголками, полными приволья и неги, как полна зрелая ягода сладким соком!

– Все было срыто до основания, – перебил его домоправитель Порфирия. – Император подарил святилище епископу Феофилу, и тот немедленно принялся его разрушать. Стены были разломаны, священные сосуды расплавлены, изображения богов преданы поруганию, прежде чем их обратили в известку. Теперь на месте храма Диониса строится христианская церковь. Вспомните только прежнюю красивую галерею с колоннами и сравните с нею неказистую громаду из серого камня, которую сооружают теперь на ее месте.

– И почему терпят все это боги? Разве Зевс утратил свои молнии? – спросил Орфей, сжимая кулаки. Он не заметил, что Агния побледнела и притихла, как только разговор коснулся христианства.

– Зевс безмолвствует, чтобы тем чувствительнее наказать своих врагов, – сказал старик. – О эти обломки мрамора, эти развалины! Дело разрушения не требует большого искусства. Люди потеряли здравый смысл, если допускают такую дерзость. Они побросали в воду и плавильную печь сокровища, восхищавшую самих богов. Все это очень умно, в высшей степени мудро! Рыбы в озере и огонь не смогут жаловаться на дела, которых они были свидетелями. Один человек, в порыве безумной ярости, в какой-нибудь час уничтожил созданные веками творения великих талантов. Превращать в развалины, опустошать чужую святыню – вот в чем видят христиане свою славу, но им не выстроить вновь подобного храма, как не вырастить рощи, стоявшей целых шесть столетий. Посмотри сюда, Герза. Вот здесь, где чернокожие месят известь, им надели рубашки, потому что христианам ненавистны даже прекрасные формы человеческого тела – помнишь, здесь был грот, в котором мы нашли твоего бедного отца?

– Грот? – повторила матрона, взглянув влажными глазами по направлению к берегу и вспоминая тот день, когда она, будучи молодой девушкой, во время праздника Диониса спешила в храм на поиски отца. Он был искусный художник, резчик по камню, и, ради великого праздника выпив сладкого вина, вышел на улицу, чтобы по старинному александрийскому обычаю принять участие в религиозной церемонии. На следующее утро он не вернулся домой: дочь напрасно дожидалась его и в полдень и вечером. Наконец Герза решилась отправиться на его поиски. Карнис в то время был молодым богатым учеником и занимал лучшие комнаты в доме ее отца. Он встретил встревоженную девушку на дороге и присоединился к ней. Им вскоре удалось найти пропавшего в Дионисовой роще. Его холодный неподвижный труп лежал в одном из прохладных гротов, обвитых плющом. Отец Герзы умер внезапно, как будто пораженный молнией. Собравшийся народ сказал, что Дионис присоединил его к сонму подвластных ему духов. В эти тяжелые часы Карнис заботился, как преданный друг, об одинокой девушке. Несколько месяцев спустя она стала его женой и уехала с ним на его родину, в Тавромениум, на остров Сицилию.

Все это живо вспомнилось ей теперь. Ее муж также задумчиво и молча смотрел в воду, потому что те места, где совершился решительный переворот в нашей жизни, обладают свойством с необыкновенной ясностью вызывать воспоминания прошлого, когда мы увидим их после долгого промежутка времени.

Все присутствующие сидели, не говоря ни слова, пока Орфей не указал отцу на храм Исиды, где он встретил вчера прелестную Горго.

Старик поднял глаза на святилище, оставшееся пока неприкосновенным, и с горечью сказал:

– Варварская постройка: искусство египтян давно омертвело, а тигр пожирает только живую добычу.

– Напротив, тот храм также довольно лакомый кусочек, – возразил домоправитель, – но его нельзя коснуться, потому что он стоит на земле, принадлежащей нашей старой госпоже, а частную собственность ограждает закон. Вот здесь, на берегу, находится корабельная верфь, ее вам стоит посетить: она, пожалуй, самая обширная в целом свете. Строевой лес, который здесь употребляют: ливанские кедры, понтийские дубы, тяжелые и твердые, как железо, деревья из Эфиопии – стоят сотни талантов.

– Тоже собственность вашего господина?

– Нет, но владелец верфи – внук одного вольноотпущенного из дома Порфирия. Теперь они стали богатыми и почтенными людьми, а господин Клеменс заседает в сенате. Видите вон там человека в белой одежде? Это он сам.

– Вероятно, христианин? – спросил певец.

– Конечно, – ответил домоправитель. – Но про него нельзя сказать ничего дурного. Он хороший и дельный человек. Строгий порядок господствует здесь на верфи и еще на другой, у моря, в гавани Эвноста [15]. У Клеменса только один недостаток: он не терпит чужой веры и этим похож на остальных христиан. Всех купленных им рабов и даже взятых по найму людей он заставляет креститься. Его сыновья ревностно исповедуют свою веру, даже Константин, хотя он служит офицером в императорском войске и не уступает другим в военной доблести и молодечестве. Что касается нас, то мы предоставляем каждому полнейшую свободу совести. Порфирий не обращает особого внимания на различие в вере, но все корабли, необходимые для нашей зерновой торговли, строятся на верфи христианина. Вот мы и приехали!