Андрей Серба - Мечом раздвину рубежи

Прикрытый щитом, с мечом в руке, он пристально следил за боем в ладье Сфенкела. Сколько на острове еще невесть откуда взявшихся врагов? Кто они? Почему здесь? Судя по одежде и вооружению, это разбойники, а не воины владыки Ширвана или гайшаха Дербента. Может, на островке тайный разбойничий притон и русичи случайно потревожили их? Не похоже, скорее разбойники заранее знали о прибытии сюда ладей и заблаговременно устроили им засаду. Но откуда они могли это знать? Впрочем, не нужно гадать, следует захватить пленника и постараться получить у него ответ на сей вопрос. И никаких сомнений в том, нужно ли продолжать поход к Дербенту. Вперед, сколько бы ни находилось на островке врагов!

– Вперед! За Сфенкелом! Не отставать! – еще раз крикнул Игорь и наклонился к Микуле: – Сотник, надобен пленник. Любой ценой! Займись этим сам!

– Надобен – значит, будет,– ответил Микула и протянул руку к своему щиту, висевшему на борту ладьи. И в тот же миг рядом с рукой впилась стрела. Точь-в-точь как в видении у священного источника Перуна! Но они еще сбылись не все, а потому Микуле суждено сложить голову не сегодня! Прикрывшись щитом от вражеских стрел, он шагнул к кормчему.

– К берегу! Туда! – указал Микула мечом на тройку высоких деревьев, с которых только что в ладью Сфенкела сыпались враги.– Ты, Всеслав, со своим десятком пойдешь со мной за пленником! А ты,– глянул сотник на другого десятского,– прикроешь нас самострелыциками!

По команде кормчего ладья круто развернулась к островку, врезалась в камыши. Миновав их, с размаху протаранила заросли кустарника, нависшие над водой, и уткнулась носом в берег. В тот же миг Микула с Всеславом и десятком воинов оказались на суше и бросились к деревьям, второй десяток дружинников с самострелами в руках последовал за ними. Русичи успели сделать всего несколько шагов, как вдруг в траве замельками чалмы и шапки врагов, раздались чужие голоса, засвистели стрелы. Но Микула на иную встречу и не рассчитывал.

– Их! – крикнул он, указывая на двух раненых, стонущих в кустарнике.

Сбитые русскими стрелами с деревьев прежде, чем успели спрыгнуть в ладью Сфенкела, они сейчас пытались на четвереньках забраться в самую гущу кустов, надеясь укрыться там от русичей. Схватить их и возвратиться под прикрытием самострелыциков в ладью было делом минуты.

– К Сфенкелу! – велел Игорь, едва в ладье очутился последний из самострелыциков.– У него дело совсем худо!

Действительно, в атакованной уже третий раз ладье тысяцкого врагов было намного больше, чем оставшихся в живых дружинников. Не больше десятка русичей во главе со Сфенкелом, став на корме в боевой круг и укрывшись за тесно сдвинутыми щитами, отбивались от остервенело наседающих врагов. Они лезли со всех сторон: ломились сплошной стеной от носа ладьи, сыпались с деревьев, карабкались на корму из камышей. Непонятно почему, но противник нападал только на ладью Сфенкела, остальные для него словно не существовали. Если бы не частая и меткая стрельба самострелыциков и лучников с других ладей, прикрывших ладью тысяцкого завесой из стрел, она давно оказалась бы в руках врага.

С подходом к Сфенкелу ладьи великого князя положение дел резко изменилось. Втиснувшись носом между ладьей тысяцкого и берегом, ладья Игоря поплыла борт о борт с ладьей Сфенкела, и в нее с устрашающим боевым кличем ринулись русичи во главе с Микулой. Бывалые бойцы, одинаково искусные в сражениях на суше и воде, они на сей раз были без щитов, вместо мечей и секир вооружены короткими, широкими засапожными ножами, на левой руке у каждого была тяжелая латная боевая рукавица. Рукавицы были велики, грубы, пальцы в них сгибались не до конца, но для боя в ладьях и на кораблях, где приходилось действовать на крайне ограниченном пространстве, сходясь грудь в грудь, лицом к лицу с противником, они были незаменимы: ими можно было, словно крохотным щитом, отбивать и отводить в сторону чужие удары, а также, ухватив вражеский клинок, сломать его. Научиться владеть боевой рукавицей, могущей служить оружием защиты и нападения, было ничуть не легче, нежели другим оружием.

Микула спрыгнул в ладью Сфенкела одним из первых, отбил боевой рукавицей удар направленного ему в грудь кинжала, подставил засапожный нож под опускающийся на его шлем меч. Отскочив в сторону, с силой выбросил вперед левую руку с растопыренными пальцами боевой рукавицы, вонзив их в лицо врага с кинжалом. Четыре стальных пальца с длинными, острыми концами-ногтями вошли в человеческое тело без всякого труда, словно четыре круглых клинка. Когда же Микула сжал их и услышал дикий вопль, он твердо знал, что одним врагом у него стало меньше. Удары боевой рукавицы, будь ее пальцы растопырены или сжаты в кулак, по не защищенному доспехами человеку были страшны, недаром враги прозвали это оружие русичей «волчьей лапой». Микула владел этой «лапой» в совершенстве.

Второй противник сотника успел за это время размахнуться мечом и направить его в Микулу, но тот, снова перехватив клинок засапожным ножом и освободив рукавицу из тела поверженного врага, не стал дожидаться третьего удара и нанес собственный. Однако не ножом, как предполагал противник, а боевой рукавицей. Сжав пальцы в кулак, он, словно железным тараном, саданул врага в бок, дробя ему ребра. Тот взвыл и выпустил меч, и тотчас нож Микулы вошел ему в грудь.

Скользящий удар по плечу сзади заставил Микулу резко обернуться. В шаге от него из воды на борт ладьи лезли два врага, один из них смог уже дотянуться до Микулы концом меча. Сотник прыгнул к борту между ними, одновременно выбросив вправо и влево руки. Нож вошел в горло противника, уже усевшегося на борт ладьи и снова нацелившегося в Микулу мечом, и тот рухнул в воду. Железные пальцы рукавицы схватили клинок второго врага, сжали его и, сильно рванув в сторону, сломали пополам. А рукавица, теперь стиснутая в кулак, взлетела вверх и обрушилась молотом на голову противника, заставив его разжать ухватившуюся за борт левую руку и беззвучно сползти в воду.

Прикрыв лицо вместо щита рукавицей, выставив перед собой нож, Микула отпрянул в сторону, крутнул головой в поисках врагов. Но их уже не было – ладья снова полностью находилась в руках русичей. Великий князь, тоже принимавший участие в схватке, поддерживал раненого Сфенкела, подле которого осталось всего двое его дружинников. Микула поспешил к Игорю.

– Командуй отрядом вместо Сфенкела! – приказал ему великий князь.– Немедля выходи из боя! И вперед, вперед!

Урок, преподанный противнику в ладье Сфенкела, пошел ему впрок. За время рукопашного боя ладьи Сфенкела и Ми-кулы, предоставленные сами себе, оказались снесены течением обратно к трем высоким деревьям, под которыми сотник захватил пленников. Хотя на всех деревьях были видны затаившиеся среди листвы враги, ни один из них даже не сделал попытки спрыгнуть в ладьи. В русичей летели стрелы, камни из пращей, дротики, но желающих помериться с ними силами в рукопашном бою больше не находилось. Оставшись в ладье Сфенкела с двумя десятками своих дружинников, Микула поплыл вперед. За ним, едва не утыкаясь в корму его ладьи носом, следовала ладья с великим князем и раненым тысяцким. Микула опасался, что неприятности могут поджидать отряд и за островком, однако этого не случилось. Держась посреди притока, не спуская глаз с береговых зарослей, русичи плыли, пока лес не сменился справа длинной, хорошо просматривавшейся песчаной отмелью. Здесь, не страшась повторного нападения неведомого врага, можно было отдохнуть и привести себя в порядок.