Сергей Сергеев-Ценский - Синопский бой

Он не знал, что это торжественное шествие русских кораблей на помощь ему, Нахимову, воочию представил еще накануне старый турецкий адмирал Осман-паша. Число кораблей, занятых блокадой Синопского порта, удвоилось в его глазах еще 15 (27) ноября, когда послал он телеграмму в Константинополь, что перед Синопом крейсируют шесть линейных кораблей! Он добавлял к ним еще бриг и два парохода, чтобы в Константинополе прониклись ужасом его положения и поспешили его спасать. Не забыл он при этом и «Кагул», за которым гнался почти двое суток, но в телеграмме его один русский фрегат вырос в восемь фрегатов, и вся флотилия эта, с двумя пароходами впереди, крейсировала, по его словам, между Синопом и Босфором.

Это была не телеграмма, а крик сердца, но… но в Константинополе как раз в это время праздновали «победу турецких пароходов над русскими фрегатами», известие о которой привезли сюда те самые два парохода, которые, отбуксировав «Таиф» до Синопа, отправились дальше в Босфор. При этом «Флора», от которой постыдно бежали все три парохода, превратилась не больше, не меньше, как в целую эскадру самого Нахимова!.. Если три турецких парохода — под командой, правда, Муштавер-паши — смогли разгромить эскадру Нахимова, то, разумеется, только явной трусости могли приписать в Константинополе телеграмму Османа-паши. А незадолго перед этим корреспондент одной лондонской газеты сообщал в Лондон, что египетский пароход «Перваз-Бахры» притащил на буксире в Константинополь разбитый им русский пароход «Владимир» и находившийся на нем адмирал Корнилов теперь в плену у турок…

Толки о блестящих успехах турецких моряков не прекращались в Константинополе, разносясь и по другим европейским столицам, и вдруг зов о безотложной помощи из такого сильного порта, как Синоп! Конечно, этот зов был приписан неуместному малодушию, да и беспрерывно бурная погода совсем не располагала к тому, чтобы турецкое правительство решилось послать свой парусный флот сражаться не столько с русскими судами, сколько со штормами: и без того в истории турецкого флота достаточно было случаев гибели, не только порчи, кораблей во время равноденственных бурь, особенно сильных осенью.

Подходили перенесшие не одну бурю в пути корабли эскадры Новосильского и приставший к ним фрегат «Кагул». Их паруса были занесены снегом, кое-где оледенели, — но это только прибавляло торжественности долгожданной минуте. Даже сам Нахимов кричал «ура», не только многотерпеливые командиры трех его судов.

В кают-компании «Марии» шло вечером в этот день совещание флагманов и командиров судов о предстоящем деле: получив столь неожиданно для себя такую сильную подмогу, Нахимов спешил посвятить в свои планы весь высший командный состав.

Крылья небывалого еще в жизни счастья, осенившие его утром, когда подходил Новосильский, чувствовались всеми сидевшими с ним теперь за столом кают-компании: как помолодели вдруг голубые пятидесятилетние глаза! Какая убежденная и даже плавная появилась речь! Какая осанка у этого привычно для всех сутуловатого, очень простого в обращении со всеми человека, говоря с которым даже мичманы иногда забывали, что он вице-адмирал!..

Теперь, в это совещание перед боем, об этом последнем помнили и капитаны 1-го ранга; и один из них, командир корабля «Париж» Истомин, — красивый, лысоватый со лба, спокойных и уравновешенных манер, — поднявшись, обратился к нему не по имени-отчеству, как это было тогда принято у моряков, а по чину:

— Ваше превосходительство, меня занимает вопрос, каким образом мы, вступив в перестрелку с турецкими судами, можем не задеть снарядами городских строений… Ведь непременно будет стрельба по такелажу, будут и перелеты, — нельзя ручаться, что их совсем не будет, — а если так, то пострадает, разумеется, и город в той или иной степени. А между тем мы этого допустить не смеем, — так пришлось слышать мне в Севастополе.

— Вам пришлось слышать, а я получил такой приказ от князя, вот через Федора Михайловича, — очень живо отозвался на это Нахимов, кивнув в сторону сидевшего с ним рядом Новосильского. — И хотел сказать об этом сам, — вы меня предупредили. Мне, господа, — обратился он ко всем, — очень хорошо известно это было и раньше: ведь это не только желание князя, это идет от министерств, из Петербурга. «Уничтожать турецкие суда при встрече с ними в море…» Так-с, прекрасно-с!.. Вот Владимиру Алексеичу посчастливилось одно такое судно встретить в открытом море, и он его уничтожил или почти уничтожил… Не спросил я вас, Федор Михайлович, дошел ли этот египтянин до Севастополя?

— Дойти дошел, только едва ли куда годится, — ответил Новосильский.

— Ну вот-с, значит, почти уничтожен!.. Повезло, выходит, Владимиру Алексеичу, а не нам-с! Если турки не вышли из Синопа, когда у меня только три корабля было, то теперь их и калачом не выманишь! А между тем у меня в руках приказ: истребить два фрегата и два корвета, стоящие в Синопском порту! Запоздалый приказ, как всегда бывает: теперь уже там целая эскадра, а не два фрегата. Но приказ остается приказом: мы должны напасть на турецкие суда, сколько бы их там ни оказалось. Сто-ящие в порту! Вот как-с!.. Значит, это наша основная задача: получив не только разрешение, но и приказ, мы должны действовать безотлагательно… Великой важности вопрос поднят вами, Владимир Иванович, — обратился он к Истомину, — но ответ на него даст только будущее; да-с, только будущее. По воз-мож-ности, господа, мы должны щадить город, об этом вы скажете командам своих судов, да, наконец, я должен буду упомянуть это и в приказе по отряду, да-с; но-о не в ущерб для своих действий, — это прошу иметь прежде всего в виду-с!.. Если турецкие корабли стоят на причале, скажем, у самой набережной, а вдоль этой набережной расставлены орудия береговых батарей, которые калеными ядрами в нас лупить будут, отчего у нас непременно, — это прошу иметь в виду-с! — непременно начнутся пожары, то как же командиры наши сохранят ледяное хладнокровие для ответной стрельбы, чтобы нисколько не пострадал от нее город? Я по крайней мере не в состоянии этого себе представить… Вот вы, Владимир Иваныч, были сами в Наваринском бою…

— Отлично помню, ваше превосходительство, — снова поднявшись, заговорил Истомин. — Помню, что турецкие суда взрывались и горящее дерево с них несло на город.

— Вот! Вот-с! Именно это я и хотел сказать! — подхватил Нахимов, щелкнув пальцами. — Пожары, возможно, будут у нас на судах, пожары — непременно это — будут у них на судах, и пожары — мы избежать этого не сможем — начнутся и в городе, поближе к месту боя… Это — закон!.. Это — война! Это — не какая-то там игра девичья в фанты: