А. Сахаров (редактор) - Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III

«В то время, когда солдаты боролись с герцогом, — заканчивает Манштейн свой приключенческий рассказ, — герцогиня соскочила с кровати в одной рубашке и выбежала на улицу, где один из солдат взял ее на руки, спрашивая у Манштейна, что с ней делать. Он приказал отнести ее обратно в ее комнаты, но солдат, не желая утруждать себя, сбросил ее на землю, в снег, и ушел". Путь с вершины власти до грязного сугроба оказывается таким коротким!

На следующее утро от имени трехмесячного императора был зачитан манифест, в котором перечислялись все преступления регента, грубившего родителям Ивана VI. Теперь наступила его очередь побывать в гостях у генерала Ушакова — начальника сыскного ведомства. Весной 1741 года суд вынес приговор: Бирона с семьей сослать в Сибирь, в город Пелым, навечно. Победитель Бирона Миних сам спланировал дом для семьи побежденного врага и послал специального комиссара, которому было поручено проследить за сибирским строительством.

Сразу же после свержения Бирона собранные к Зимнему дворцу гвардейские полки присягнули на верность «Благоверной государыне правительнице великой княгине Анне всея России» — таким стал титул Анны Леопольдовны, приравнявший ее власть к императорской. Рядом с правительницей стоял фельдмаршал Миних. Наступил час его триумфа и исполнения великих планов. «Миних, — писал Манштейн, — арестовал герцога Курляндского единственно с целью достигнуть высшей степени счастья… он хотел захватить всю власть… воображая, что никто не посмеет предпринять что-либо против него. Он ошибся».

Да, Миних ошибся, — его, русского Марса, победителя страшного Бирона, сбросила с политического Олимпа тихая, рассеянная женщина — регентша Анна Леопольдовна. Произошло это так. Миних рассчитывал стать генералиссимусом за «подвиг» своего адъютанта ночью 9 ноября 1740 года, но просчитался. Высшее воинское звание получил отец царя Антон Ульрих. Как известно, двух генералиссимусов в одной армии быть не может, и Миних страшно обиделся на «жадных» супругов. Кроме того, назначив Миниха первым министром, Анна Леопольдовна фактически оставила его не у дел — внешние дела поручила Остерману, а внутренние — Михаилу Головкину. Фельдмаршал терпел только до весны 1741 года. В начале марта он подал прошение об отставке — к подобному приему шантажа фельдмаршал, который считал себя незаменимым, прибегал не раз. Правительница, поколебавшись немного, неожиданно для Миниха… подписала указ об увольнении фельдмаршала, который сам просил это сделать, ссылаясь на старость и на то, «что он болен». Миних просчитался — он полагал, что под угрозой его отставки он получит все, что хотел. Анна сообщила фельдмаршалу о своем решении. «Это известие как гром поразило его, — писал Манштейн. — Его отблагодарили отставкой за его службу как раз в то время, когда он воображал, что могущество его утверждается более, чем когда-либо». Вступил в действие известный принцип: «Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти» или другой, латинский вариант: «Proditionem amo, proditorem odi" — „Люблю предательство — ненавижу предателя“.

Миниху определили пенсию и караул возле дома, который отставной, но полный сил и замыслов деятель явно по недоразумению считал почетным. По крайней мере так он написал о нем в мемуарах, хотя из других источников мы знаем, что Миних сидел под домашним арестом. Не будем преувеличивать во всей этой истории самостоятельность Анны Леопольдовны. Ее слабой женской рукой водила рука вице-канцлера Андрея Остермана, который наконец почувствовал, что настал его час. Он привык действовать из-за кулис, коварно подставляя под удар других. И вот впервые он вышел на авансцену политики — стал первым и главным советником Анны. Он также не знал, что его ждет через год — после переворота Елизаветы 25 ноября 1741 года он, первым из правительства свергнутой Анны Леопольдовны, отправился в Сибирь, как и Миних. Тот, кстати, ехал в сибирскую ссылку, как раз в Пелым, чтобы освоить дом, который он построил для Бирона. В Казани Бирон и Миних случайно встретились — бывший регент ехал из Пелыма в Ярославль, на место новой ссылки. Эта встреча на дороге была неприятна обоим.

Провозгласив себя великой княгиней и правительницей России и став, в сущности, самодержавной императрицей, Анна Леопольдовна продолжала жить, как жила раньше. Мужа своего она по-прежнему презирала и часто не пускала незадачливого супруга на свою половину. Теперь трудно понять, почему так сложились их отношения, почему принц Антон был неприятен Анне. Конечно, принц был тих, робок и неприметен. В нем не было изящества, лихости и мужественности графа Линара. Миних говорил, что провел с принцем две кампании, но так и не понял: рыба он или мясо. Когда Артемий Волынский как-то спросил Анну Леопольдовну, чем ей не нравится принц, она отвечала: «Тем, что весьма тих и в поступках несмел».

Действительно, история краткого регентства Бирона показала, что в острые моменты, когда требовалось защитить честь семьи и свою собственную, принц выглядел тряпкой, и не без оснований Бирон говорил со смехом саксонскому дипломату Пецольду, что Антон Ульрих устроил заговор и привлек к нему… придворного шута, а потом на грозные вопросы регента отвечал с наивностью, что ему «хотелось немножечко побунтовать". Еще раньше Бирон говорил саксонскому дипломату Пецольду с немалой долей цинизма, что главное предназначение Антона Ульриха в России — „производить детей, но и на это он не настолько умен“ и что нужно желать, чтобы родившиеся от него дети были похожи более на мать, чем на отца. Словом, вряд ли бедный Антон Ульрих мог рассчитывать на пылкую любовь молодой жены.

Драма же самой Анны состояла в том, что она совершенно не годилась для «ремесла королей» — управления государством. Ее никогда к этому не готовили, да и никто об этом, кроме судьбы и случая, не думал. Анна не отличалась трудолюбием, у нее не было честолюбия, энергии, воли, умения понравиться подданным приветливостью или, наоборот, привести их в трепет грозным видом, как это успешно делала ее тетушка Анна Иоанновна. Фельдмаршал Миних писал, что Анна «по природе своей… была ленива и никогда не появлялась в Кабинете. Когда я приходил по утрам с бумагами… которые требовали резолюции, она, чувствуя свою неспособность, часто говорила: „Я хотела бы, чтобы мой сын был в таком возрасте, когда бы мог царствовать сам“.

Далее Миних пишет то, что подтверждается другими источниками — письмами, мемуарами, даже портретами: «Она была от природы неряшлива, повязывала голову белым платком, идя к обедне, не носила фижм и в таком виде появлялась публично за столом и после полудня за игрой в карты с избранными ею партнерами, которыми были принц — ее супруг, граф Линар — посол польского короля и фаворит великой княгини, маркиз де Ботта — посол австрийского императора, ее доверенное лицо… господин Финч — английский посланник и мой брат (барон X. В. Миних)». Только в такой обстановке, дополняет сын фельдмаршала Эрнст, она бывала свободна и весела в обществе.