А. Сахаров (редактор) - Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III

Петр имел все основания выразить чувства радости и удовлетворения по поводу успешной кампании 1710 года:

"И тако Лифляндия и Эстляндия весьма от неприятеля очищена, и, единым словом изрещи, что неприятель на левой стороне сего Восточного (Балтийского. — В.Б.) моря не точию городов, но ниже степени земли не имеет».

Таким образом, русские войска очистили от шведов Восточную Прибалтику. По случаю этого в Петербурге три дня стреляли из пушек, звонили в колокола; на кораблях, стоявших на невском рейде, устроили иллюминацию.

Казалось, ничто не могло помешать России в ее победной поступи против «шведа». Но, как однажды не так уж давно (летом 1704 года) царь мудро предостерегал своего первого фельдмаршала: «Всегдашняя удача много людей ввела в пагубу», так и теперь, всего каких-нибудь семь лет спустя после этого поучения, то же случилось с ним самим. Неожиданно объявила войну России Оттоманская Порта. В 1711 году П.А. Толстой, много лет сидевший послом в Стамбуле, извещал своего начальника в Посольском приказе:

«Не изволь удивляться, что я прежде, как король шведский, был в великой силе, доносил о миролюбии Порты, а теперь, когда шведы разбиты, сомневаюсь! Причина моего сомнения та: турки видят, что царское величество теперь победитель сильного народа шведского и желает вскоре устроить все по своему желанию в Польше, а потом, не имея уже никакого препятствия, может начать войну и с ними, турками. Так они думают и отнюдь не верят, чтоб его величество не начал с ними войны, когда будет от других войн свободен».

В ход идут интриги европейских дипломатов в Стамбуле, Карла XII и его советников, деньги Мазепы. Турция, мечтавшая вернуть Азов, возобновить набеги на южные окраины России и Украины, разрывает 10 ноября 1710 года отношения с Россией.

Такой поворот событий означал перспективу войны на два фронта. Но Петра это, как видно, не смущало, особенно после Лесной и Полтавы. Трудности, как всегда, его только подстегивают. Апраксину, азовскому губернатору, он шлет распоряжения: готовить флот к сражениям, струги и лодки — для донских казаков, а для борьбы с крымцами пригласить калмыков и кубанских татар. Торопит Шереметева — тот из Прибалтики должен был идти на юг, к новому театру военных действий. Фельдмаршал отличается, как обычно, медлительностью, и царь торопит его, высказывает в письмах явное нетерпение:

«Ити с поспешением».

«Дабы Вы немедленно отправили полки в марш в назначенные места».

«А маршировать весьма нужно, понеже ежели пехота не поспевает, неприятель на одну конницу нападет, то не без Великова страху».

«Учить драгун огнем как конных, так и пеших, палашам покой дать, ибо с турками зело инако надлежит воевать и больше пехотою утверждатца с рогатками".

Шестого марта царь выезжает в действующую армию. За несколько дней до этого, 2 марта, он своим указом учреждает Сенат — высшее учреждение в государстве; по словам учредителя-царя, Сенат создавался на время его отсутствия:

«Определили быть для отлучек наших Правительствующий Сенат для управления».

Созданный как временный орган, Сенат просуществовал более двух столетий. Царь оставил строгие распоряжения относительно обязанностей, пределов власти нового учреждения:

«Всякий их (сенаторов, список которых, из девяти человек, он тоже составил. — В.В.) указам да будет послушен так, как нам самому, под жестоким наказанием или и смертию, по вине смотря».

Петр Алексеевич поручил Сенату высший надзор за судебными делами и расходованием средств, их умножением, ибо, как он написал, «деньги суть артерия войны».

Тогда же, в день отъезда, царь объявил своей законной супругой Екатерину, бывшую служанку пастора Марту Скавронскую, с которой, в отличие от первой жены, у него сложились самые добрые отношения, имелись и дети — дочери Анна и Елизавета. Брак в церкви совершили еще в феврале. Его заботит будущее жены и детей. Меншикову он признается о причинах оформления брака:

«Еже я учинить принужден для безвестного сего пути, дабы, ежели сироты останутся, лучше бы могли свое житие иметь».

Русская и турецкая армии встретились на реке Прут в начале июля. Страшная жара, жажда обессиливали петровских солдат — многие сходили с ума, кончали с собой.

Турецкая армия 9 июля полностью окружила тридцативосьмитысячную русскую армию. Везир имел сто тридцать пять тысяч (а вместе с татарами — сто восемьдесят тысяч). Атаку начали янычары. Их жестокий натиск описал Понятовский, выступающий в роли военного советника везира:

«Янычары… продолжали наступать, не ожидая приказов. Испуская дикие вопли, взывая по своему обычаю к Богу многократными „алла“, „алла“, они бросались на неприятеля с саблями в руках и, конечно, прорвали бы фронт в этой первой мощной атаке, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними. В то же время сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая (то есть помошник великого везира) и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки снова были вынуждены отступить».

Противник, потерявший до семи тысяч убитыми, был ошеломлен стойкостью русских, потери которых были гораздо меньше. Более того, в момент отступления врага, по словам составителей «Истории Свейской войны», Петр мог одержать «полную викторию», если бы сумел как следует организовать преследование. Но он и его генералы опасались, и не без оснований: русский обоз не успели даже окопать, солдаты были истощены жаждой, жарой, голодом.

Не лучшим было и состояние турок, хотя Петр и не знал об этом. На следующий день янычары отказались повторить атаки, несмотря на приказ везира. Саттон, английский посол, в донесении сообщал в связи с этим своему начальству:

«Здравомыслящие люди, очевидцы этого сражения, говорили, что, если бы русские знали о том ужасе и оцепенении, которое охватило турок, и смогли бы воспользоваться своим преимуществом, продолжая артиллерийский обстрел и сделав вылазку, турки, конечно, были бы разбиты».

Петру положение его самого и армии казалось безвыходым. Десятого июля царь пишет письмо Сенату:

"Господа Сенат! Извещаю вам, что я со всем своим войском без вины и погрешности нашей, но единственно только по ложным известиям, в семь крат сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к пресечению провианта пресечены и что я без особливые Божий помощи ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения или что я впаду в турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы должны меня почитать своим царем и государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственному повелению от нас, было требуемо, покамест я сам не явлюся между вами в лице моем. Но если я погибну и вы верные известия получите о моей смерти, то выберите между собой достойнейшего мне в наследники».