А. Сахаров (редактор) - Елизавета Петровна

Он вспомнил своё ночное видение и вздрогнул, но тотчас же вернул себе самообладание.

– Что с тобою? – вырвалось у княжны Людмилы.

При этом первом сказанном невзначай сердечном «ты» князь забыл все видения, откинул все опасения за будущее, подвинулся к Людмиле и привлёк её к себе.

– Дорогая, милая, хорошая.

Она доверчиво положила свою головку на его плечо, точно позабыв за минуту щемившее её сердце томительное предчувствие, недавний страх и этот вдруг раздавшийся адский хохот.

Он и она были счастливы настоящим. Для них не существовало ни прошедшего, ни будущего.

Княжна очнулась первая от охватившего их очарования.

– Что скажет мамаша?.. Мы так долго! – прошептала она.

– Завтра я буду в Зиновьеве, чтобы просить у княгини твоей руки, – сказал князь.

– Милый…

Луговой подал княжне руку, и они так дошли до конца аллеи, примыкавшей к цветнику.

При входе туда Людмила высвободила свою руку, и они пошли рядом.

– Что вы так долго? – пытливо смотря на дочь, деланно строгим тоном спросила княгиня, от зоркого глаза которой не ускользнуло пережитое молодой девушкой волнение.

– Мы обошли весь парк… – сказал князь, причём его голос дрогнул.

– А-а… – протянула княгиня. – Однако пора и восвояси. Прикажите подавать лошадей!

Лошади были тотчас поданы. Князь проводил княгиню и княжну до кареты.

– До свидания, – сказала княгиня.

– До скорого!.. – с ударением ответил князь, простившись с Людмилой взглядами, которые были красноречивее всяких слов.

Когда карета покатила по дороге в Зиновьево, княгиня спросила дочь:

– Не скажешь ли ты мне чего-либо, Люда?

– Он приедет завтра, мама, – чуть слышно ответила княжна.

– Вот как? Может быть, ты мне скажешь, зачем он приедет?

– Он будет просить моей руки.

– А сегодня просил у тебя? Это по-модному, по-петербургски, – с раздражением в голосе заметила княгиня.

– Мама, ты сердишься? – подняла голову княжна Людмила.

– А ты думаешь, шучу? У нас это не так водится; не для того я его с тобою иногда одну оставляла, чтобы он пред тобою амуры распускал. Надо было честь честью сперва ко мне бы обратиться; я попросила бы время подумать и переговорить с тобою, протянула бы денька два-три, а потом уж и дала бы согласие. А они – на-поди… столковались без матери. «Он завтра приедет просить моей руки». А я вот возьму да завтра не приму.

Княгиня серьёзно рассердилась на такое нарушение князем освящённых обычаев старины, но радость, что всё же так или иначе цель достигнута, превозмогла её, и Вассе Семёновне очень хотелось подробно расспросить дочь.

– Но ведь это случилось так нечаянно, – точно угадывая мысли матери, жалобно продолжала княжна.

Княгиня Васса Семёновна окончательно смягчилась.

– Ну его, Бог его простит! Шалый он, петербургский.

– Дорогая мамаша!

Княжна схватила руку матери и горячо поцеловала её.

– Ну, расскажи, плутовка, как это так нечаянно случилось? – погладила княгиня опущенную головку дочери.

Людмила начала свой рассказ. Она подробно рассказала, как они пришли и сели в этот вновь открытый павильон.

– И ты не боялась?

– Да, потом, мама, мне сделалось вдруг страшно, – ответила княжна и передала матери форму, в которой Луговой начал ей признанье в любви в павильоне.

– Ну, не права ли я, что он – шалый, нашёл место! – воскликнула княгиня Васса Семёновна.

– Но, мамочка, ведь я и ушла. А потом случилось страшное обстоятельство.

Княжна покраснела. Ей надо было передать предложение, признание князя и тот поцелуй, которым они обменялись, но княжна Людмила решила не говорить о последнем матери. Это было не страхом пред родительским гневом, а скорее инстинктивным желанием сохранить в неприкосновенной свежести впечатление первого поцелуя, данного ею любимому человеку.

– Что же случилось? – нетерпеливо спросила княгиня.

Княжна рассказала, что когда князь окончил признанье, то вдруг раздался резкий хохот.

– Хохот? – испуганно переспросила княгиня, побледнев.

– Да, хохот, мама, и такой неприятный! Нам обоим показалось, что он был слышен со стороны… этого павильона, – с дрожью в голосе подтвердила княжна.

– И вы действительно оба слышали его? Впрочем, что же я спрашиваю. Какой-то странный звук слышала и я; он раздался именно с той стороны парка.

– Князь сказал, что это сова.

– Сова? А, знаешь ли, он, может быть, и прав. Мне самой показалось, что это был крик совы.

Собственно говоря, княгине ничего подобного не показалось, но она ухватилась за это предположение князя Сергея Сергеевича с целью успокоить не только свою дочь, но и себя. Хотя и крик совы, совпавший с первым признанием в любви жениха, мог навести суеверных на размышление – а княгиня была суеверна, – но всё-таки он лучше хохота, ни с того ни с сего раздавшегося из рокового павильона. Из двух зол приходилось выбирать меньшее. Княгиня и выбрала.

– Но почему же, мама, сова крикнула всего один раз? – озабоченно спросила Людмила.

– Да потому, матушка, что ей, вероятно, хотелось крикнуть только один раз, – с раздражением в голосе ответила княгиня.

Этот вопрос дочери нарушил душевное равновесие Вассы Семёновны. Остановившись на крике совы, она несколько успокоилась, а тут вдруг совершенно неуместный, но вместе с тем и довольно основательный вопрос дочери. Княгиня начала снова задумываться и раздражаться. К счастью, карета въехала на двор княжеской усадьбы и остановилась. Княгиня и княжна молча разошлись по своим комнатам.

Таню, пришедшую в комнату княжны Людмилы, последняя встретила радостным восклицанием:

– Таня, милая Таня, он меня любит!

– Сказал?

– Да, Таня, и как было страшно!

– Страшно? – удивлённо взглянула на неё Таня. – Что же тут страшного?

Людмила подробно рассказала ей свою прогулку с князем по парку, начало объяснения в павильоне и крик совы после окончания объяснения на скамейке аллеи.

– Ха-ха-ха! – захохотала Таня.

Княжна вздрогнула. В этом хохоте ей вдруг послышалось сходство с хохотом, раздавшимся несколько часов тому назад в княжеском парке. Впрочем, это было на минуту; княжне самой показалась смешной мелькнувшая в её голове мысль.

– Чему ты смеёшься? – спросила она. – Я не понимаю.

– Как же, барышня, не смеяться? Совы испугались, точно маленькие дети!

– Если бы ты слышала!

– Сколько раз слыхала. Да и вместе с вами.

– Действительно, я тоже слыхала, но, значит, это вследствие другой обстановки.

– Расчувствовались… да разнежились.

Княжна густо покраснела. Она вспомнила о подаренном ею князю поцелуе.

– Он говорил с княгиней? – спросила последняя.

– Он приедет завтра делать предложение.

– Что же, поздравляю.