Николай Задорнов - Амур-батюшка

Мужики зашли в зимник. Опять появилось вино.

– Вот скажи, Иван, никто знать не будет, когда ты мне тайное слово откроешь?

– Все тамбовцы пристают ко мне с этим тайным словом. Зачем оно тебе? Тебя и так зовут Лосиная Смерть! Ты тайгу губишь, стада лосей уничтожаешь и так.

Спиридон за эти годы стал знаменитым охотником, его всюду звали Лосиной Смертью.

– Мне нужно тайное слово, чтобы на охоту ходить.

– Но какая может быть охота, сейчас лето.

– На зиму пригодится. Скажи по правде… Мы тут все спорим. Есть тайное слово или нет? Скажи…

– Знаешь, я тебе скажу. Я все тайные слова знаю. И все тебе открою. Я это дело знал еще в Забайкалье.

Шло утро, а спать Ивану не хотелось.

– Ведь я шаманство знаю… Не думай плохого, вот крест есть на мне, а гольдскими духами управляю.

– Гольды этого слова сами не знают.

– Родион покоя не давал, теперь ты. Но, брат, Родиона я отучил про тайное слово меня пытать!

– Как же?

– Да вот тут, на Горюне, – усмехнулся Иван.

Спирька почувствовал, что он улыбается в темноте.

– Только шаманы самые старые такие слова знают, а теперь их почти нет. Теперешние шаманы трусы… А старые никому эти слова не открывают. А я шаманство перенимал от самых далеких шаманов. Были знаменитые шаманы, я от них ума набрался.

– Что же за слово?

– Вот прошепчешь и иди на охоту. И будет удача!

– Ну, открой!

Иван любил подурачить доверчивых «расейских», притвориться колдуном. Но на этот раз обманывать Спирьку ему не хотелось. «Его воля, пусть теперь думает обо мне, что не хочу выдать тайну, это не худо, но я скажу ему прямо. Конечно, он не поверит, но уж это дело не мое».

– Скажу тебе честно, никакого такого слова, чтобы лентяю звери попадались сами, нет! Умей поймать, вот мое слово, как и все в жизни!

– А что же ты плел?

Иван, казалось, лгать не хотел. Он знал, что Спирька не верит ему, полагает, что это очередная шутка. Тем сильнее Спирьке хотелось знать тайну.

Иван усмехнулся. Он стал объяснять, что не шаманство помогает, а уверенность.

Спирька косился недобро, повесив голову.

– Я тебе правду говорю. Вот святая икона… Просто человек скажет слово и надеется, что будет удача, старается, верит и обязательно возьмет. А я ни в какие слова не верю. Вот бей меня, если вру!

– Скажи, Иван, я на все согласен…

– На все?

– Конечно!

– Но мне ничего не надо, я дружу с тобой из уважения. Ну, так хватит о шаманах! Так Илья глянется тебе?

– Мало что мне глянется! – с деланной обидой ответил Спирька. – Слышно, у него родители славные люди.

– Смирные, пашня небольшая…

«Вот это как раз хорошо! – подумал Спирька, но смолчал. – Больших пашен и капиталов нам не надо».

– Да уж, конечно, Илья ей лучше подходит, чем Терешка или Жеребцов!

– Ты уж не уговаривай, тут без тебя все сладится! Тебе за сватовство не отломится. Она от этого Ильи без ума: как увидела тот раз в Уральском, да еще прежде тут… Я пошутил, сказал, что ты Илью завтра ушлешь вперед, так она даже съесть меня хотела, как будто я виноват; и мать уж мне выговаривала, что это за шутки, – ей же хочется побыть с парнем. Ты меня тоже знаешь. Я вот весь тут… Меня золотом или еще чем взять нельзя. Дочь – живая душа. А я и так охотник, знаешь сам – Лосиная Смерть, люди прозвали… Если кто попробует сунуться силой, я положу у порога. Ни Терешке, ни Жеребцову, не спущу никому. Добром – пожалуй… Охаживай!.. Ее слово для меня закон. Кого она любит – кто бы ни был!

– Был бы я молодой, сам на ней женился, ей-богу… – вдруг сказал Иван. – Взял бы меня в зятья? Я бы с попами все уладил.

Спирька смолчал.

– Где-то близко пароход ночует, слышишь, что-то гудит? – сказал он. – Ну, пора спать. Вместе ляжем, тут прохладно.

Утром Родион пришел за Бердышовым.

Дуня побежала помогать тетке, приготовила гостям завтрак, поставила самовар. Она принесла парням чистое полотенце, улыбнулась, заглянув Илье в глаза, когда он мылся, и сама смутилась.

– Ну что, ребята, нагулялись вчера? – спрашивал Родион у парней.

– Я слыхал, из-за Дуни вчера парни чуть стенка на стенку не вышли, – весело заговорил Иван. – А зачем тебе, Дуня, молодые? Полюби меня. Я хочу жениться на тебе.

Все засмеялись.

– Ты не шибко богатый, – пропуская табачный дым через усы, заговорил Родион. – С тобой она всю жизнь в бедности промается.

– Я ведь Илью прихватил, чтобы он отбил тебя у женихов, а теперь сам не рад. Я думал: твоих женихов по шапке – и сам попробую…

– Ах, дядя, язык у тебя без костей! – в досаде воскликнула покрасневшая девушка.

Илья ухмылялся. Он и в ус не дул. Иван – он знал – шутит. Такие шутки ему были как раз по душе: похоже, Иван в самом деле хотел его тут женить.

Ваське тоже нравилась Дуня. Не хотелось сводить с нее глаз, такая была она красивая, светлая. Но еще понравилась ему «городская» Поля.

Васька посмотрел в окно, на поля спелых хлебов. Он вспомнил, что тамбовцы разговаривали вчера про уборку урожая. Выражение озабоченности мелькнуло в глазах мальчика. «У отца, верно, тоже хлеб созрел». Ваську потянуло к своим, в семью…

Вдруг на реке раздался гудок.

– Сейчас пароход остановлю, – сказал Иван.

Он выскочил в дверь, с разбегу прыгнул в лодку и поднял парус.

– Как он сообразил парус схватить, учуял, откуда ветер? – удивлялись тамбовцы.

– Живо учует. Это же зверь, а не человек, – заметил Родион.

Где-то за островами шел пароход. У нижнего конца протоки Бердышов остановил судно. Пароход подошел к Тамбовке.

– Иван пароход остановил! Мы другой раз всей деревней молим, хоть бы что: не берут, только обругают в трубу-то!..

Спирька задумчиво стоял с ружьем. «Он думает, я ничего не понимаю, куда он гнет. Нет, отец видит, не баран!»

– Савоська, поедешь на лодке, – говорил Иван, сойдя с судна. – Дождешь остальных с Горюна. Будешь старшим. А мы – на пароходе. Ну, Спиридон, прощай! Скоро церковь в Уральском откроется, Дуня, приезжай! – Иван подмигнул ей, показывая на Илью. – И меня не забывай!..

Меха погрузили на судно. Иван простился. Терешка с завистью наблюдал, как Илья и Васька взошли по сходням. Грустная Дуняша стояла на берегу.

– Ну, Дуня, приезжай к нам. Жениха тебе найду хорошего! – крикнул Иван с борта. – Богатого!

Пароход отвалил. С замиранием сердца Васька сидел в каюте. Он впервые в жизни был на пароходе. Тут все ново, все чудесно. В иллюминатор видны зеленые берега, скалы, острова. Когда пароход перевалил реку, далеко за синим простором вод чуть виднелись крыши Тамбовки. Неустанно шумели и стучали колеса, работала машина, дрожал корпус парохода.

Пришел Иван и позвал парней на верхнюю палубу.

Голубая даль реки в легких волнах открылась Ваське как на ладони. Громадная площадь ее со всеми водоворотами и течениями, видимыми сверху, бежала на пароход.