Николай Задорнов - Хэда

К борту «Кароляйн Фут» подошел вельбот. На веслах белокурые матросы в белых рубашках с голубыми каемками на воротниках.

– Едемте со мной, господа...

– Господин капитан Посето... – крутился около Константина Николаевича японский переводчик, но на него не обращали внимания.

– Фудзи? – спросила Пегги, стоя на палубе и глядя вдаль.

Посьет ответил:

– Это видна другая гора, это Симода-Фудзи.

– О! – Пегги вскинула руки и раскрыла ладони, словно подняла и держала над головой корзинку с цветами. Сейчас видно, как она замечательно стройна и легка.

Посьету уже шепнули, что это знаменитая артистка кабаре из Калифорнии.

«Мои дети увидят цветы!» – подумала госпожа Вард. При ней, вместе с ее детьми, маленький мальчик госпожи Доти. Госпожа Вард во всем помогает Анне Марии. Чем больше и безропотней трудишься, тем счастливей жизнь и спокойней душа. Как не поделиться своим материнским опытом с юной компаньонкой! Заботиться о других – прекрасно, если все свое не хуже, чем у тех, о ком заботишься.

Анна Мария спустилась в баркас с девочкой на руках и с огромной собакой в поводке.

«И все-таки я первая вступлю на землю Японии! Первая из женщин!» – повторяла она мысленно.

«Какие же у русских рулевые?» – подумала Сиомара, пристраиваясь рядом и перенимая девочку от Анны Марии.

Посьет помог госпоже Доти сойти с трапика на прибрежный песок.

Госпожа Вард пошла за мужем. Вперед побежали ее мальчики с белокурыми головками, оба в ярких нарядных курточках и белоснежных чулочках. С ними две рослые собаки, белые с коричневым крапом. Госпожа Доти под вуалью и в огромной шляпе, ведет гигантского сенбернара. Сиомара держит за руки ее прелестных малышей. Дальше красные, синие, серые жакеты, кожаные брюки матросов, шляпы, смокинги, крахмальные воротнички деловых мужчин, их завязанные белые шарфы.

Высадились на безлюдном берегу между городом и храмом Гекусенди у рыбацкой деревеньки, но вскоре множество японцев заполнило все открытое пространство, очень живописные группы расположились между деревьев. Японки с детьми. Веселые дети, девочки с бантами за спиной, с кружевными наколками тусклых благородных цветов над косичками.

На следующий день Посьет не появлялся, но прислал на вельботе роскошные букеты для дам с вложенными записками. С его же запиской от губернатора получено две корзины апельсинов, вкусом похожих на мандарины. Управление Западных Приемов посылало свежей рыбы. Рид немедленно захотел съехать на берег и объясниться с губернатором, но цепь полицейских выстроилась на песках, не дозволяя пройти.

...Анна Мария выросла под пальмами, в домике под крышей из пальмовых листьев, и, уходя с песней о пальмах в поле на работу, несла на голове гуано де сомбреро – дешевую, но плотную шляпу из пальмовых листьев. Во время праздников и карнавалов она танцевала на улицах, жаром и быстротой превосходя негритянок. Ее стройные ноги и красивые движения рук с кастаньетами вызывали восхищение. Она умела петь на южноамериканском [30], на котором так горячо исполняют негры свои молитвы и песни, и на чистом испанском, а с приходом на американские территории североамериканских волонтеров во время войны она выучилась по-английски. С переходом пуэбло [31]и его окрестностей под управление Штатов приехал на быках самоучка-богослов с севера и открыл лавку, аптеку и таверну. Он послал за мачехой Анны Марии и уговорил ее, чтобы Анна Мария за еду и небольшую плату пела в таверне. Волонтеры всех чинов приходили в восторг от Черной Изабеллы, как звали теперь Анну Марию. Появились первые знаки внимания, горячие поклонники и первые скандалы. Потом города и прииски Калифорнии. Потом Сан-Франциско. Театры кабаре, большой успех, пресса... Букеты летели через рампу к стройным ногам Изабеллы – Черной Жемчужины.

– Я захватила этот остров, и все наши тюфяки сушатся там! Там! – восклицала Пегги, и ладонь ее вытянутой руки открывалась в том направлении, где был завоеванный остров. – Я так жалею, что вчера после прогулки мне, – тут она показала себе на грудь обеими руками, – не удалось окатиться водой. Я так люблю в хорошую погоду, в темноте, перед сном!

Японцы всю ночь стояли на лодках вокруг «Кароляйн», а сегодня при солнце они, как зрители в ложах, улыбаются, словно так и ждут начала спектакля и появления звезды, словно и тут хотят забросать ее цветами.

– Я вам еще покажу! – говорит им Пегги по-испански, приветливо взмахивает рукой и уходит с палубы, чувствуя общий интерес зрителей. Она решает показываться реже, но быть экстравагантней.

Вчера на прощанье, на берегу, Анна Мария значительно взглянула на Посьета, словно желая сказать: сегодня вы хороши, я довольна вами! Она добавила вслух с притворной томностью, протягивая руку и закатывая глаза:

– Благодарю вас, капитан!

...Госпожа Вард добра и делает много хорошего людям. Она мечтала, что ко дню ее рождения муж привезет с берега все, что надо, и она оплетет дубовыми листьями все четыре края белоснежной скатерти праздничного стола.

А на следующее утро Вард сидел в своей каюте над книгой и счетами, но не глядел на них. Он казался глубоко погруженным в какие-то мысли. Так же глубоко, как чуткие натуры после новых поэтических картин природы и знакомств, когда они бывают захвачены впечатлениями. Госпожа Вард знала это деловое состояние мужа, эту таинственную подготовку к высшему проявлению бизнеса. Все это в сильном характере ее молчаливого супруга.

Вдруг при полном утреннем штиле в бухте и при безветрии отчетливо донеслись великолепные звуки вальса. Играл духовой оркестр.

– Это в том саду! О-о! – раздался крик Сиомары.

– Какой сюрприз! У них с собой трубы! Значит, их так много! – выбегая на палубу, сказала госпожа Рид, женщина богатырского роста, с широкими скулами на смугло-красном лице, в чепчике и капоте, из которого выпирало брюхо.

– Музыка в саду у храма! – сказала Пегги. – Там прекрасное помещение. Вчера мы были на самоваре у капитана дипломата Посэто. Окна были открыты в сад с цветами. Я подумала, что желала бы там жить! С вами, моя крошка... – сказала она госпоже Рид.

У той черные глаза в косых прорезях застыли. Она замерла как очарованная. Дочь скватера и крещеной индианки, госпожа Рид сильна телом и нежна душой. Вчера плохо почувствовала себя и не съехала на берег. Сказала, что, конечно, желала бы жить с мужем в маленьком домике консульства в саду, а не мучиться последние месяцы на шхуне...

– Они играют из Верди! – с удивлением объявила Черная Жемчужина.

«Кароляйн Фут» как маленькая Америка. Конечно, тут есть свои дельцы и законники, но трудно составить более деловое сообщество. Муж Сиомары – рулевой. Это почти помощник шкипера, его правая рука, таким только гордиться! Он же маляр, столяр, слесарь, а главное – плотник. Умеет шить паруса, как и все матросы. Может орудовать шваброй.