Николай Задонский - Жизнь Муравьева

Интересно отметить сделанную Н.Муравьевым в «Записках» отметку о том, как Бурцов усмирял бунт крестьян в Карталинии весной 1829 года. «В одной деревне мужики схватили своего помещика, кажется, князя Цицианова, избили его и вышли даже из повиновения окружного начальства. Толпа сих мужиков собралась и отправилась к Тифлису. Паскевич, узнавши о сем, послал батальон Эриванского карабинерного полка под командой Бурцова навстречу бунтовщикам. Бурцов пошел с батальоном по дороге к Мцхету и, встретив бунтующую толпу мужиков, остановил их, поговорил с ними, успокоил их и разослал по домам, что они и исполнили беспрекословно».

Письма А. Муравьева из Сибири к брату, касающиеся покровительства разжалованным декабристам, отысканы в ОПИ ГИМ, впервые публиковались в журнале «В мире книг», 1963, № 8.

Декабрист М. Пущин в своих записках не раз отмечал бездарность и завистливость Паскевича. Записки публиковались в «Русском архиве», 1908, № 11.

Выдержки из «Путешествия в Арзрум» делаются по собранию сочинений А. С. Пушкина. Изд-во АH СССP, 1957.

Знакомство А.С.Пушкина с Муравьевым, имя которого упоминается в «Путешествии в Арзрум» пять раз, засвидетельствовано самим поэтом. А о чтении «Бориса Годунова» рассказал М.В.Юзефович в своих «Воспоминаниях». Реплику Муравьева при чтении и ответ Пушкина я целиком взял из этих «Воспоминаний» («Русский архив», 1880, № 3), Удостоверенное очевидцем присутствие Муравьева на читке запрещенного произведения бесспорно свидетельствует о близких отношениях его с Пушкиным. Да оно и не могло быть иначе! И в Петербурге, и на юге Пушкин постоянно сталкивался с друзьями и единомышленниками Муравьева и, конечно, слышал о таких его действиях, которые невольно к нему располагали. Пушкин знал, сколько близких, родных и товарищей Муравьева пострадало от происшествий 14 декабря, и это обстоятельство тоже не могло не внушать к нему известного сочувствия. А покровительство Муравьева разжалованным декабристам, в частности Захару Чернышову, о чем теперь стало известно из отысканных недавно писем самих декабристов? Юзефович в своих воспоминаниях подтверждает, что Захар Чернышов, приходившийся родственником Пушкину, постоянно общался с ним на Кавказе; можно ли допустить, что Чернышов, как, впрочем, и В.Вольховский и М.Пущин, не отозвался о Муравьеве самым похвальным образом?

Поездка А.С.Пушкина на Кавказ вызвала сильнейшее подозрение императора Николая. В письме к шефу жандармов Бенкендорфу, оправдывая поездку желанием повидаться с братом Львом, Пушкин писал: «Я понимаю теперь, насколько положение мое было ложно, а поведение опрометчиво; но, по крайней мере, здесь нет ничего, кроме опрометчивости. Мне была бы невыносима мысль, что моему поступку могут приписать иные побуждения» Высказанные Пушкиным причины поездки в Кавказскую действующую армию и отъезда оттуда сделаны, несомненно, с целью скрыть «иные побуждения». Путешествие же это явно нуждается в более тщательном исследовании.

Любопытно отметить, что в «Записках» Н.Н.Муравьева, публиковавшихся в «Русском архиве», события доведены лишь до приезда Пушкина в Кавказскую армию. Муравьев, очевидно, не решился оставить воспоминания о пребывании Пушкина в Кавказской армии по каким-то, вернее всего политическим, соображениям. Пушкин, живя в походной палатке Раевского, находился в самом тесном окружении неблагонамеренных, с правительственной точки зрения, лиц. Раевский, Бурцов, Муравьев, Пущин, Вольховский, Семичев, Чернышов – бывшие члены тайных обществ. Вероятно, беседовать с Пушкиным приходили также упомянутые Муравьевым старые знакомые – члены тайных обществ Коновницын и Мусин-Пушкин, а также исключенный из гвардии за прикосновенность к декабристам поручик Сухоруков. Встречались с ним, несомненно, и находившиеся постоянно близ Раевского разжалованные декабристы Оржицкий и Голицын. Нет, недаром изъяты Н.Н.Муравьевым из «Записок» страницы о пребывании Пушкина в кавказских войсках, недаром Бурцов, передавая через Муравьева поклон всем, кого он часто навещал, не упомянул ни о ком, кроме Раевского!

И как хочется верить, что не уничтожены, не потеряны, а где-то хранятся сшитые в отдельную тетрадь драгоценные для потомков записи Н.Н.Муравьева о Пушкине!

Подробно обо всем этом я писал в историческом этюде «Встречи с Пушкиным» в книге «Тайны времен минувших» (Воронеж: Центр. – Чернозем. кн. изд-во, 1964).

0 доносе Паскевича на декабристов см. статью Е. Вейденбаума «Декабристы на Кавказе» (Русская старина, т. 6, 1903).

Лунин М. С. Общественное движение в России. М. – Л.: ГИЗ, 1926.

В служебном формуляре Н.Н.Муравьева значится, что он произведен в генерал-лейтенанты в 1831 году, но сам он (в книге «Русские на Босфоре», с. 441—447) утверждает, что это производство состоялось в 1833 году летом, когда он находился в Константинополе. Возможно, в 1831 году он был лишь представлен в генерал-лейтенанты, но утвержден в этом чине спустя два года.

При описании путешествия Н.Н.Муравьева в Турцию и Египет использованы его черновые записи, а также «Записки», опубликованные в «Русском архиве», и книга его «Русские на Босфоре», изд. Чертковской библиотеки. М., 1869.

Письма Дениса Давыдова к Николаю Муравьеву, доселе неизвестные, отысканы мною в ОПИ ГИМ и представляют значительный интерес не только благодаря оригинальности стиля знаменитого поэта-партизана, чем восторгался А.С.Пушкин. Денис Давыдов, служивший с Муравьевым на Кавказе, хорошо знал его. В публикуемом письме, датированном 7 ноября 1833 года, поэт-партизан выражает уверенность, что его записки понравятся Муравьеву, ибо «они пишутся откровенно и не для печати». Фраза свидетельствует о близких их отношениях и подтверждает известные их оппозиционные настроения.

В следующем письме, датированном 5 марта 1834 года, Денис Давыдов сообщает Муравьеву: «Письмо Ваше, мой любезнейший Николай Николаевич, я получил. Благодарю от всей души за незабвение старинного вашего товарища и сослуживца, да и грех вам было бы забыть того, коего чувства дружества и уважения, которыми он к вам истинно преисполнен, неизменны, как ваши отличные достоинства, и, ласкаю себя надеждою, может быть, и как ваша дружба к нему, – дружба не на балах, не из чернил возникшая, а рожденная на полях чести и политая кровью человеческой. Вы пишете, что занимаетесь описанием войны египтян с турками. Это обстоятельство весьма любопытное, я дорого бы дал прочитать описания оного. Вы, я надеюсь, не будете подражать мне в безумии так писать, чтобы нельзя было печатать, и ваше сочинение будет напечатано… К сожалению, все, что я пишу в «Записках» моих, должно остаться в рукописи. Я всегда начинаю с благим намерением выдать в свет труды мои, но досада на глупые предприятия главного и некоторых частных начальников до того доходит, что я качаю с плеча все нелепое и постыдное. Так я пишу «Записки» мои. После сего судите, могут ли они пройти чрез шлагбаум цензуры?