Иван Кратт - Великий океан

Томеа-Меа очень уважает господина Баранова,.сказал Бен Райт веско.Ни одному кораблю он не окажет такого приема. Особенно теперь. Даже, британскому... А может быть, и оттого, что не британский...Он крепче потер бритое полнеющее лицо.У вас есть глаза, смотрите сами!

Алексей хотел расспросить о Круле, о положении на островах, но ирландец уклонился от ответа и, подойдя к борту, окликнул лодку. Видимо, он считал, что и так сказал больше, чем следовало. Теперь он служил другому хозяину.

Когда океан покрывал все пространство земли, неведомая огромная птица спустилась на волны и положила яйцо. Яйцо разбилось и превратилось в острова. Вскоре к одному из них причалила лодка, прибывшая из Таити, что означало: издалека. На лодке были муж, жена, свинья, собака, курица и петух. Они поселились на острове Гавайя...

Так гласило предание о начале жизни на островах, названных европейцами Сандвичевыми.

Острова кораллов и пальмовых лесов, прелестный оазис в океанской пустыне, долго находились вдали от тогдашних путей из Европы в новые страны. Островами управляли властители. Они вели между собой войны, пока после многих кровопролитных сражений, тянувшихся из года в год, король главного острова Томеа-Меа не покорил всех и стал властелином Гавай. Умный и предприимчивый, он искал встреч с чужеземцами, начинал торговлю, строил корабли, открывал гавани.

Еще будучи одним из наследников прежнего короля, Томеа-Меа видел смерть Кука, английского мореплавателя, убитого островитянами за наглую попытку взять королевское семейство заложниками. Видел, как англичане сожгли потом селение и стреляли в людей, как цветущие места превратились в развалины. Томеа-Меа оценил силу и, притворяясь простодушным, старался снискать покровительство англичан. Позже, окрепнув и разбив врагов, он приласкал, американцев, а спустя немного лет подарил маленький остров Баранову, видя в русском правителе третью серьезную силу.

Томеа-Меа был уже стар. Битвы и бурная жизнь в молодости достаточно утомили его. Умелое царствование создало почет и преклонение были жены, храмы, корабли, могущественные державы предлагали дружбу. Властитель не отдыхал даже в период дождей. Лишь изредка удалялся в мораи вместе с любимой женой Кепуо-Лани и проводил несколько дней в размышлениях и молитвах перед изображением предков. Приход «Вихря» он увидел, собираясь в храм.

Алексей, Петрович, Бен Райт вышли из лодки на пристань, сложенную из искусно подогнанных камней. Дальше лежал песчаный берег, а в глубине виднелся королевский дом большая островерхая хижина, крытая пальмовыми листьями. Вокруг нее расположилось несколько жилищ поменьше, похожих на гигантские скворечни. От пристани до самого дома двумя шпалерами стояла стража полуобнаженные воины в касках, вытканных из птичьих перьев, с ружьями и тесаками. Четыре пушки на чугунных колесах глядели с берега в сторону залива.

Томеа-Меа стоял возле пристани. Он был одет в короткий, кофейного цвета сюртук, жилет и расстегнутую на груди шелковую рубашку. Узкие бархатные штаны, белые чулки и шляпа дополняли его наряд. Король был тучен, сед. Большое темное лицо с крупным, слегка приплюснутым носом и резко очерченными губами выглядело добродушным, чуть апатичным, но маленькие удлиненные глаза смотрели живо и настороженно.

Как только русские ступили на берег, Томеа-Меа махнул палкой, которую держал в руке, стража подняла ружья, закричала, потрясая ими, а береговые пушки дали залп. Причем из четырех выпалили только две, а у двух других сгорел лишь порох в затравках. Король вытянул тростью между лопаток рослого воина в сером плаще из перьев, как видно, командовавшего парадом, и, отшвырнув сломанную палку, пошел навстречу приезжим.

Он радушно протянул руку Алексею и Петровичу, заодно и Бен Райту, хотя расстался с ним недавно. Узнав шкипера, он еще раз с ним поздоровался и произнес имя корабля, на котором Петрович тогда приходил на острова. Видно было, что Томеа-Меа обрадован приездом русских. Дородный, стесненный европейским одеянием, он вперевалку шел по песку, ведя гостей в дом. Стража нарушила строй и бесцеремонной толпой следовала сзади, ощупывая тюки с подарками, привезенные Алексеем. Двое туземцев тащили их на плечах.

Наконец вошли в королевское жилище. Просторная высокая комната с окнами и бамбуковым потолком была почти пуста. Европейский стол, с полдесятка разрозненных кресел, большой ларь, три зеркала на стенах и плетеные циновки на полу составляли ее убранство. В углу еще стояло несколько ружей, тесаков и копий. Это был приемный зал короля.

Войдя в комнату, Томеа-Меа сел в кресло, а Бен Райт указал гостям на такие же кресла, стоявшие по бокам. Сам остался стоять. По-видимому, он был здесь главным церемониймейстером и пытался завести подобающие королевскому дому порядки.

Но Томеа-Меа нарушил планы своего советника. Он сразу же с удовольствием занялся подарками. Сам разрезал ножом покрышку тюков и, забыв про гостей, разглядывал шкуры, сукно и особенно шитый золотом офицерский мундир, неведомо как очутившийся на складах компании. Запасливый Кусков взял его с собой в Калифорнию и теперь послал в дар королю.

Томеа-Меа, как видно, больше всего был доволен мундиром. Тут же перед зеркалом напялил на себя и, хотя мундир был маловат, остался в нем на все время аудиенции.

Алексей почувствовал разочарование и досаду. Он столько слышал о мудрости, уме и силе Томеа-Меа, даже робел немного, представляя встречу с властелином Гавай, а тут вдруг перед ним старый дикарь, радующийся блестящему наряду.

Бен Райт это заметил. Он приблизился к Алексею и негромко сказал по-русски:

Вон в том сундуке лежат два мундира капитанов флота ее величества королевы Британии. Оба раза король изображал младенца в присутствии англичан. Я присутствую при третьей. Уже с русскими...

Он поклонился и быстро отошел. Алексей не успел даже обернуться. Однако он невольно теперь по-новому поглядел на короля и заметил, что, пожалуй, восхищение мундиром и остальными подарками преувеличено. Глаза Томеа-Меа все время оставались холодными.

Сразу же из приемной залы король повел гостей во второй дом, где находились его жены. Такая же комната, только значительно меньше размером, была устлана циновками и искусно вытканными плетенками, заменявшими подушки. На окнах и на двери висели занавески из тонкой европейской ткани, на стенах зеркала. Никакой другой мебели не было.

Когда гости вошли в комнату, королевские жены сидели на полу и играли в шашки. Женщины были в чем мать родила, лишь куски легкой ткани прикрывали их бедра. Все тучные, молодые, почти светлокожие, с вьющимися короткими волосами, перехваченными обручами из трав. Их было три, а четвертая, самая младшая, лежала в углу спиной вверх совершенно голая и спала. ПятойКепуо-Лани, любимой жены короля,в комнате не оказалось. Она ушла в мораи принести жертву богам.