Иван Кратт - Великий океан

При виде гостей женщины оставили игру и с любопытством смотрели на вошедших. Томеа-Меа сразу же присел к шашечной доске, а Алексей и Петрович так и остались стоять на циновках. Под бесцеремонными взглядами королевских жен Алексей то краснел, то бледнел, пока наконец не догадался присесть рядом с королем над шашками. Уши у него горели, и он старался не поднимать глаз.

Шкиперу досталось хуже. Разбуженная приходом гостей, младшая проснулась и, увидев торчавшего посередине комнаты человека в странной кожаной шляпе, вскочила и бросилась за этой шляпой к Петровичу. Она была совсем юная, почти девочка, однако такая же большая и толстая, как и остальные. Старик отшатнулся, спасая зюйдвестку, но озорница уже заметила короля и Алексея (за спинами подруг она их сперва не разглядела) и быстро присела на пол.

Женщины засмеялись. Томеа-Меа поднял голову. Увидев лукаво смиренные глаза младшей, понял, что та опять напроказила. Он улыбнулся, взъерошил ее растрепавшуюся челку и встал. Посещение было закончено.

Выйдя во двор, Алексей шумно вздохнул, а старый шкипер долго растерянно поправлял свою съехавшую набок зюйдвестку. В прошлый приезд он видел королевских жен издали. Он не знал, что посещение женского дома вместе с чужестранцами было излюбленным приемом короля, когда надо было выказать им свое особое расположение. А они являлись сейчас посланцами самого Баранова.

Затем Томеа-Меа повел русских посмотреть верфь, на которой строились суда. Король хотел показать свое корабельное хозяйство. На стапелях стоял почти готовый двухсоттонный клипер, вокруг него Сновали люди, раздавался стук молотков. Алексей и даже Петрович подивились порядку и быстроте, с какой работали строители. А когда увидели развевающийся флаг (теперь его можно было хорошенько разглядеть: семь полоскрасная, белая, синяя, красная, белая, синяя и красная по цвету семи островов, с английским гюйсом в углу), поняли, что у сандвичанского короля дальновидная и хитрая политика.

Там же на берегу, Алексей увидел высокого человека в холщовой рубахе, таких же штанах, заправленных в сапоги, и в соломенной широкополой шляпе. Серая узкая борода доходила ему до середины груди. Человек стоял у шлюпки и глядел им вслед. Буро-красное, все в морщинах лицо, угрюмый недобрый взгляд. врезывались в память. Алексей заметил, что при виде его Томеа-Меа поспешил увести гостей с берега.

Кто это?спросил Алексей ирландца.

Тот поглядел на него сбоку, усмехнулся. В глазах мелькнула искра.

Губернатор острова. Джон Юнг. Главный советник корабля и главный противник вашего Круля. Вы еще с ним встретитесь!

Алексей не расспрашивал. Он догадывался, что Бен Райт всего не скажет. Пока было ясно, что на островах зрели свои планы, что Томеа-Меа прикидывается простаком и что до сих пор он, как видно, умышленно, ни одним словом не обмолвился о Круле.

Алексей тоже решил пока не затевать этого разговора. Томеа-Меа не откажется от распоряжения выдать груз разбитого судна. Однако надо выждать. И надо побольше разузнать и присмотреться ко всему. Может быть, теперь решается судьба всех дальнейших отношений с островами.

Чужими делами тут пахнет, Петрович. Помяни мое слово!

Горячий и впечатлительный, он с трудом сдерживался, чтобы не сказать чего лишнего, зато старался не упустить из виду ни одной мелочи. Он учился смотреть и ждать.

Вечером Томеа-Меа устроил для гостей представление. На обширной лужайке среди кустарников, под навесом широколиственных кокосовых пальм, расположилось множество зрителей. Они сидели и лежали на траве, оставив свободной середину поляны. Впереди были поставлены три кресла, вынесенные из королевского дома: для Алексея, Петровича и Бен Райт». Томеа-Меа и его жены не присутствовали. Закон запрещал им бывать на всех представлениях, кроме устраиваемых в честь Нового года.

Теплая темная ночь, далекие грозовые сполохи, озаряющие верхушки пальм, пламя факелов, укрепленных на остриях копий, смех и шушуканье сотен людей, невидимых дальше первых рядов, создавали приподнятое настроение. А когда на освещенную середину лужайки выбежали три актрисы и молчавшие до сих пор музыканты ударили палочками по гладким, отблескивающим кускам темного дерева, крики и рукоплескания зрителей разбудили весь остров.

Потом оркестр умолк. Актрисы высокие стройные девушки остановились перед гостями. Каждая из них от пояса до колен была задрапирована в прозрачную желтую ткань так красиво и искусно, что казалась обернутой гигантскими лепестками. Гирлянды из листьев обвивали шею и руки, костяные браслеты украшали запястья. Медленно и плавно, под звуки оркестра, напоминающие стук кастаньет, девушки прошли по площадке, закружились, разошлись и будто поплыли. Так ритмичны и легки были их движения. Но постепенно темп ускорялся, актрисы кружились все быстрей и быстрей. Гирлянды образовали мелькающий круг, и переливчатый треск палочек слился в необычайную мелодию.

Зрители затихли. Захваченный новым, никогда не виданным представлением, Алексей выдвинулся со своим креслом вперед и не чувствовал, как его тихонько толкает Петрович. Наконец он обернулся, но шкипер сидел как ни в чем не бывало и казался совершенно поглощенным зрелищем. Однако выражение его глаз говорило о другом. Алексей хотел спросить, но, нечаянно глянув в сторону, понял, почему толкает его старик. На виду у всех, прислонившись спиной к пальме, стоял Джон Юнг и глядел в сторону русских. Он не интересовался представлением, да и люди, сидевшие вокруг него, тоже не смотрели на танцовщиц, а следили за каждым движением англичанина.

Буря хлопков и криков на время отвлекла Алексея, а когда он снова обернулся, Джона Юнга уже под пальмой не было.

После танцев актрисы говорили о чем-то нараспев. По интонациям их чистых голосов, по еле слышному стуку деревянных палочек и по тому, как тихо сидели зрители, можно было догадаться, что девушки рассказывают о чем-то печальном.

Бен Райт перевел слова Алексею: Пыль клубилась в стороне Гайна, Зеницы очей раскраснелись от пыли. О Тауэ! Тауэ! Будь вечно любима. Земля, лежавшая посреди моря...

Стихи они сами сочиняют для праздников. Это как саги моего народа... О, они очень способные люди!.. И они тоже попадут под башмак англичан,заявил он с неожиданной ненавистью.

Но Алексей уже почти не глядел на танцующих. Он думал о том, что не надо откладывать делового разговора с королем. Кто знает, что на уме у бородатого «губернатора». А он тут, по всему видно,сила!..

Едва представление закончилось, Алексей попросил ирландца снова проводить их к королю. Томеа-Меа еще не спал. Отсюда, с поляны, было видно, что он сидит на стуле возле своего дома. Алексей сказал, что хочет поблагодарить властителя и пожелать ему доброй ночи.