Георгий Марков - Строговы

Хотелось Матвею побывать в городе, самому все разузнать, и придумывал он для этого всяческие предлоги, но Анна, достаточно было ему заикнуться об этом, поднимала против него весь дом.

– Куда ехать? На смерть? Времена-то какие! – в один голос твердили и Анна и Агафья.

В самое половодье, когда весна катила по оврагам и буеракам бурные потоки воды, к Строговым заявился из города никем не жданный гость.

Темной апрельской ночью по тракту к Волчьим Норам, хлюпая по лужам, пробирался человек. Ноги его вязли в грязи и скользили. Он шел, опираясь на палку, мокрый и уставший.

Войдя в село, он подошел к ближней избе, постучал палкой и, когда из-за окна отозвались, спросил:

– Скажи, хозяин, где живет здесь Матвей Строгов?

– А иди до горы прямо. Там неподалеку от церкви увидишь старый пятистенный домишко. В нем и живет.

Человек поблагодарил полусонного хозяина и пошел, палкой отбиваясь от рычавших собак.

Возле дома Матвея он постоял немного, о чем-то подумал, потом подошел к окну, но быстро вернулся и вошел во двор. Тут он долго бродил, отыскивая крыльцо. Во дворе было еще темнее, чем на улице. Наконец он нащупал веревочку от щеколды и дернул. Со свистом открылась внутренняя дверь.

– Кто там? – спросила Агафья.

– Строгов здесь живет? – спросил человек за дверью, по голосу уже узнав Агафью.

– Тут, тут живет Строгов. А кто это?

– Открывай, тетушка Агафья. Это я, Беляев.

– Батюшки-светы! Тарас Семенович! – воскликнула Агафья и, не открывая дверь сеней, бросилась обратно в дом.

– Матюша! Нюра! Фишка! Вставайте скорее, Тарас Семеныч приехал! – зажигая восковую свечку, кричала Агафья.

И, вспомнив, что дверь она не открыла и Беляев продолжает стоять на крыльце, она, по-старушечьи шаркая ногами, заторопилась в сени.

Беляев вошел в прихожую – большой, мокрый. Высокие сапоги его были в грязи, брюки, тужурка, черный картуз набухли водой. По крупному морщинистому лицу текли струйки, а на ресницах блестели дождинки.

Агафья по-матерински ласково обняла Беляева и бросилась к самовару. Дед Фишка в одних нижних шароварах стал помогать Беляеву снимать мокрую одежду.

Матвей, заспанный, взволнованно пожал Беляеву руку и, не зная, о чем говорить, смущенно улыбался. Анна вышла из горницы позже всех, приветливо, но сдержанно поздоровалась с гостем и ушла в куть помогать Агафье. Простота Беляева подкупала ее, но все же некстати явился гость. Своих дел было по горло.

Суматоха в доме разбудила и Артемку. Он вскочил с постели и вышел посмотреть, что случилось. Увидев Тараса Семеновича, он узнал его, застеснялся, хотел уйти обратно в горницу, но Агафья удержала его.

– Иди, сынок, поздоровайся с дядей Тарасом. Помнишь, как он тебе сказки рассказывал?

Артемка подошел к Беляеву, подал руку. Тарас Семенович обнял мальчугана, погладил его по голове.

– Вот, брат, какой ты большой стал!

– Скоро пахать с отцом поедет, – проговорила Анна, довольная вниманием, которое Беляев оказывает ее сыну.

За чаем Агафья, Матвей и дед Фишка рассказали Беляеву о смерти Захара, о гибели пчелы, о Зимовском, крепко осевшем в Юксинской тайге.

– А я вначале на пасеку было направился, – проговорился Беляев. – Да потом дай, думаю, спрошу на всякий случай у мужиков. Знают, наверное. По дороге встретил одного новосела, он мне и сказал, что на пасеке какой-то приказчик Кузьмина обосновался.

– А ты, Тарас Семеныч, на охоту? – спросила Агафья.

– Да. Решил опять побродить с ружьем, – ответил Беляев, незаметно подмигивая Матвею.

После чая Анна с Артемкой ушли в горницу, Агафья залезла на печь, а дед Фишка на полати.

Матвей задул свечку, они с Беляевым сидели в темноте у окна, разговаривая шепотом.

– Ты откуда и куда, Тарас Семеныч?

– Из города. Думаю тут у вас среди крестьян поработать. Ленин наказывает браться за это всерьез.

– Вот хорошо-то! Невмоготу мужикам становится. Ну, как ты тогда, после побега, добрался до Урала?

– Почти целый год там работал. Да вот послали меня опять в ваши края. По селам похожу, посмотрю, чем дышат мужики. Слышал, что в городе-то творилось?

– Толком ничего не знаю, Тарас Семеныч, – признался Матвей.

Беляев коротко рассказал о последних событиях.

– Про Антона Топилкина ничего не слышал? – спросил Матвей.

– Как же, все знаю. Он в Нарыме, в ссылке. Совсем недавно отправили.

– А Соколовская Ольга Львовна где?

– Ее, говорят, по Енисею за Полярный круг загнали.

– Крепко.

– Да разве этим задавишь революцию? Океан, Захарыч, не вычерпаешь ничем.

Они проговорили до утра, а утром Матвей запряг лошадь и увез Тараса Семеновича к себе на поля.

В соломенном шалаше-балагане, прямо на земле, кружком сидели: Матвей Строгов, инвалид Мартын Горбачев, старик Иван Топилкин, сослуживцы Матвея по действительной Кузьма Сурков, Архип Хромов, Захар Пьянков – брат Ермолая, погибшего на русско-японской, и еще человек десять.

Мужики жгли самокрутки, неторопливо разговаривали о своей жизни.

Беляев полулежал в углу балагана. Умными глазами он смотрел на мужиков, внимательно прислушивался к их разговору. Потом заговорил сам. Рассказал о жизни рабочих, о последних событиях в стране.

– Вот потому-то рабочие в городах, – продолжал он, – и поднялись на революцию. Не было у них другого пути. Всячески бились они, ища выхода из этой проклятой жизни: просили, требовали, бастовали, самому царю жалобу хотели подать, а в ответ получали только казацкие нагайки, полицейские пули да каторжную тюрьму. И не могло быть иначе, потому что законы, власти и суд в нашем государстве всегда на стороне фабрикантов, помещиков, самых зажиточных крестьян. Стало быть, нет для нас другого выхода, кроме борьбы против такой власти, пока своего не добьемся. А как бороться? Много думали над этим умные люди из самых лучших друзей рабочего класса и вашего брата, крестьян, и решили: всем народом надо подняться. Против народа никакая власть не устоит. А кто составляет большинство народа? Это вот вы, мужики, да мы, рабочие.

Беляев приостановился, обвел пытливым взглядом своих слушателей, прежде чем сделать окончательный вывод, и сказал:

– Выходит, что рабочему и крестьянину одна в жизни дорога: бороться за новые законы и порядки в нашей стране. А вот находятся люди, которые говорят, что никогда мужик не пойдет вместе с рабочим. И нам это очень нужно знать теперь, когда для рабочих-революционеров наступили тяжелые дни. Может, вы, мужики, не в пример рабочим, живете лучше, может, и впрямь вам нет никакого расчета ввязываться в борьбу? Давайте-ка вот откровенно, по душам, поговорим об этом.

Все зашевелились, заговорили вразнобой, перебивая друг друга:

– Худо живем, что и говорить!