Николай Задорнов - Золотая лихорадка

Куча смятой одежды лежала перед ней. Она стала все разбирать. Первый раз в жизни она держала его рубаху. Ее надо было повесить, все высушить и распрямить на горячем воздухе над печью.

Дверь скрипнула.

– Только ты не убеги! – сказал Иван, просовывая голову.

Она засмеялась.

– Я никуда не убегу!

Послышались глухие шаги, удалявшиеся в мокрую траву. Вскоре раздались выстрелы.

Когда-то Дуня хаживала в это зимовье. Спиридон охотился здесь на лосей. Лосиная Смерть подолгу бродил по окрестностям. Но кажется, что и место стало другим, и зимовье не то…

Дуня достала из-под нар котел, отнесла его на берег, вычистила песком и мелкой дресвой.

Иван тихо брел по глубокой, осенней траве.

– Сбежал твой сохатый? – спросила она.

Он вышел, обвешанный дичью.

– Чу, ты пойдешь за меня замуж? – спросил он тревожно.

– За бедного!

– Какой перелет! – сказал он, подымая голову и глядя на массу птиц. – В несколько этажей летят!

– Осень! – отвечала она.

– А тогда была зима!

– Нет, тогда была весна, – ответила она и заглянула ему в лицо.

– Дерзкие глаза у тебя, озорные! – сказал Иван.

Они вошли в свой дырявый, но жаркий дом.

– А помнишь, как я тебе дорогу перебежала?

– Помню…

– И жеребушку молоденькую помнишь?

Она пристально смотрела ему прямо в глаза. Она тронула щекой его щеку и замерла на миг, чувствуя, как часто бьется его кровь.

– Гуся жарить? – тихо шепнула она на ухо.

– Ково это?

– Гуся, я говорю, жарить?

– Паря, не знаю, жарить ли…

– Ты и обалдел! Эй, Иван! – постучала она по груди его, как в дверь. – А уток на похлебку? Ты – хозяин. Вели, что хочешь… Я все исполню…

– Погоди маленько… Я опомнюсь…

Бердышов вспомнил, как с Ильей и Васькой был он когда-то на озере Эворон. И показалось ему ночью, что он отторгнут от своего места в жизни.

Он вспомнил это, когда в открытом кабриолете катил с Жаннет по бульвару Мадлен, и она все показывала ему. Он с белой, накрахмаленной грудью, с бантом на лацкане, с розой в петлице, в котелке и перчатках. И рука на трости с золотым набалдашником.

– У кого есть деньги, тот не бывает стар. А ты молодой и сильный. И рост высокий и ты красивый! – говорила она ему.

Весь бульвар в цветах и подоконники на этажах тоже в цветах. Кто-то бросил им в экипаж эту красную розу. Даже большие розовые и светло-желтые дома кажутся Ивану каменными цветами.

Они познакомились случайно, в магазине. А на другой день он послал ей цветы и подарок.

– Сибирь! О! Строганов! – говорила она. А Иван еще не знал, кто такой Строганов. «Строганов, идемте танцевать!» – говорила она.

Он чувствовал, как радуется эта маленькая девушка. Ей вдруг стали доступны удовольствия ее родного города.

Он познакомился с ее матерью. Он бывал с Жаннет в кабаре, среди богатой публики. Она повела его в Большую Оперу на балет. И там он вспомнил, как когда-то небогатым торгашом в ночь на озере Эворон мечтал о другой жизни и ждал…

Жаннет сначала испугалась: уж слишком дорог был первый его подарок.

– Останься у нас… – нежно и тихо заговорила она, и ему чудилось в ее слабом голосе далеко спрятанные слезы. Она знала, чувствовала, что он не одинок. И мать ее это понимала и говорила ей.

Иван понемногу учился говорить по-французски. В кабаре все смотрели на высокую молодую даму на сцене.

Иван видел, как она выгибает ногу, как выгибает вперед бедро, подхватывает платье. И еще выходило пять девиц… И еще пяток…

Жаннет здесь выросла, но еще не видела всего этого.

– Что у тебя в Сибири?

– Меха и золото!

Они ездили в казино и пробовали играть. Иван видел на зеленых столах груды золота и руки с драгоценными перстнями.

Он чувствовал, что здесь собраны великие богатства, что весь город украшен, всюду трудились умы и руки. Казалось, тут вечный праздник, но только люди не чувствовали этого, словно не видели окружающей их красоты.

– Мосье Бердышов! – здоровались с Иваном в кафе.

Он бывал на бирже. Он встречался с коммерсантами.

Богатейший банкир, узнав, что он сибиряк, пригласил его. За обедом один из гостей подозрительно оглядывал Ивана и наконец сказал, что он походит на американца.

– Нет, я не американец!

– Вот наше золото… – говорил ему на другой день банкир, спустившись после осмотра банка в подвалы.

Иван видел в Петербурге в государственном казначействе, как хранится золото. «Где же наше, амурское?» – думал он и в Петербурге и в Париже.

– Вы сами добывали золото? – спрашивал банкир.

– Да, я сам мыл, как рабочий, а теперь сам хозяин приисков. И я хочу открыть банк.

– Вы еще молоды и могли бы успеть зарекомендовать себя в Европе, – говорил банкир. – У нас не считается, кто стар и кто молод. Важно, есть деньги или нет.

Высокий, приветливый француз с узким лицом и седыми усами разрешил Ивану познакомиться с банковскими операциями. Однажды он полушутя сказал:

– Может быть, вам стоит здесь жениться. Мы найдем вам подходящую невесту. Вам нужен компаньон для пробуждения Сибири!

– Может быть, вам надо отделиться от империи! – посоветовал Бердышову в тот день за обедом один из гостей.

Ивана попросили показать на карте места, где происходит добыча золота на Дальнем Востоке. Новые знакомые довольно верно знали, сколько золота добывается на Амуре и куда оно идет.

– А Сахалин еще не отдельная республика? – спросил хозяин.

Но это тоже была лишь горькая шутка. Он знал о каторжном острове.

По улицам маршировали французские солдаты.

В книгах писали, что и товар точно так же марширует, как солдаты, он завоевывает, застаивается и то побеждает, то терпит поражения и подавляет, всегда подавляет целые народы.

– Зачем же эти подарки, Бердышов? – сказала на прощанье Жаннет. – О! Бердышов, как же ты сможешь мне писать! Я буду учиться по-русски и уеду в страну золота! Ты не обманешь меня?

– Нет!

– Я тебя люблю, Бердышов.

– Я тебя тоже люблю.

А борцы за свободу, которых они с Жаннет видели не раз на сборищах, казались Ивану дельцами. «Все те же дельцы, но они ставили на других лошадей!» Жаннет горько и неподдельно рыдала. «Ты такой ласковый и добрый!» «Я никогда не любил такой женщины!» «Да, я знаю это. У тебя – жена, и ты христианин!»

… – А ты ловко поваришь! – сказала Дуня.

– А как же! Я насмотрелся! Могу соус приготовить…

– А дичь там едят?

– Да, любят. Лес такой же. И трава. Хорошие садовые цветы.

Она замолчала. Он видел лишь ее спину и понял, что она не хочет говорить об этом.

– Я им там рассказывал про Горюн, про гольдов, про шаманов.

– Неужто им любо?

– Еще как… – Он вспомнил, как Жаннет сказала ему однажды: «Ах, Бердышов! Ты ведь живой, ходячий театр!»

– А на Горюне нынче будет много дичи… У вас под Тамбовкой, на островах.