Альфред Дагген - Деус Вульт!

Необычная суматоха прервала ход его мрачных мыслей. Наконец-то они решили остановиться на обед, и погонщики принялись сгонять с дороги артачившихся вьючных животных. Арьергард прошел вперед к полевым кухням герцога; Рожер слез с коня — позор! рыцарю да ехать на такой скотине — и принялся разминать онемевшее тело. Верный Фома, безошибочно находивший своего хозяина в любой толпе, подошел, ведя лошадь в поводу. Поскольку все животные устали, было объявлено, что сегодня войско здесь и остановится. Рожер с наслаждением снял доспехи и пошел взглянуть, чем их сегодня кормят.

Было еще совсем не поздно, и после обычного обеда, состоявшего из непонятного мясного варева и куска черствого хлеба, он отошел подальше от остальных и уселся на валуне. Юноша чувствовал себя усталым — тут и ранний подъем, и вчерашние события, но неотвязные мысли не давали ему погрузиться в дремоту. Так он просидел около часа, как вдруг к нему подошел отец Ив.

— Спаси вас Господь, сын мой, — сказал он, спокойно садясь рядом. — Я слышал о постигшем вас горе. Ваша жена совершила мерзкий и тяжкий грех, но не следует принимать это слишком близко к сердцу.

— Оставьте меня с миром, отец мой, — огрызнулся Рожер. Он не мог спокойно говорить о постигшей его катастрофе, со времени которой не прошло еще и суток.

— А в мире ли вы, чадо мое? — с приличествующей его сану улыбкой спросил священник. — Если да, то я умолкаю, но если вы испытываете неприязнь к соседям и ко мне, я должен попытаться утешить вас.

— Конечно, милость Божья на меня не снизошла, — раздраженно ответил Рожер. — Но я и не рассчитываю, что мне сию же минуту отпустят грехи, и ненавижу Анну, ненавижу ее любовника и мечтаю о том, чтобы их пожрала геенна огненная за то, что они со мной сделали. И они-таки попадут туда! Не уговаривайте меня простить их, или я прогоню вас.

— Мне очень жаль видеть вас в таком состоянии духа, — продолжал священник, не обращая внимания на попытки Рожера прервать его. — Прощение — это самое важное и самое трудное из всего, что есть в христианстве. Как и все паломники, вы ежедневно подвергаетесь опасности умереть, но я должен уберечь вас от геенны огненной. Задумайтесь о дальнейшей судьбе этих несчастных грешников. Сходясь без Божьего благословения, религиозные мужчины и женщины лишаются чести и оскверняют свои души. Попытайтесь пожалеть их. Быть может, вам станет легче, если вы представите себе их нынешнее положение. У госпожи Анны нет своего состояния, и ей придется довольствоваться тем, что будет давать мессир Роберт, а она должна будет всячески угождать этому весьма непостоянному и любвеобильному молодому человеку. Ей лет двадцать, верно? Значит, юность ее уже прошла, а старость будет очень несчастной. А что ждет самого мессира Роберта? Греховная гордыня заставила его связать свою жизнь с женщиной, о которой он знает только одно: она бросила законного супруга. Он не сможет ни на минуту доверять ей. Каждый раз, выезжая из цитадели, он будет гадать, чем она занимается за его спиной. И всегда, опуская копье и готовясь атаковать неверного, он будет вспоминать, что совершил смертный грех и что турецкая стрела может в любой момент отправить его прямиком в ад без всякой надежды на спасение. Разве вы не видите, что им хуже, чем вам, и что они заслуживают жалости?

Рожер был слишком измучен, чтобы встать и уйти, а потому покорно слушал все, что ему говорили. Кроме того, он понимал, что священник исполняет свой долг. Но тут он представил себе Анну в старости, потерявшую красоту, окончательно опустившуюся и пошедшую по рукам… Ясно, Роберт не будет хранить ей верность всю свою жизнь. С самим Робертом было сложнее: он никогда не замечал, чтобы рыцари береглись риска, опасаясь возмездия за смертный грех. Отец Ив ждал ответа, и юноша стряхнул с себя оцепенение.

— Когда вы так говорите, отец мой, я вижу, что Анну действительно стоит пожалеть. Хорошо, я согласен пожалеть ее, раз вы так хотите. Может быть, со временем презрение и жалость помогут мне простить ее. Но Роберта жалеть не за что. Он завоевал прекрасную женщину, которую бросит, как только она ему надоест, да он просто счастливчик. Я ненавижу этого бесчестного соблазнителя. Что бы вы ни говорили, я не смогу простить его. Так что даже и не пытайтесь отпустить мне грехи.

Священник поднялся на ноги, готовясь уйти.

— А вы сильный человек, сын мой! В конце концов с вашей стороны весьма достойно пожалеть изменившую жену. Я с радостью вижу, что вы не утратили благородства, отказываясь простить соблазнителя. Ну что ж, вы утратили по крайней мере половину своей ненависти, а когда мы встретимся в следующий раз, я окончательно внушу вам христианский образ мыслей.

Внезапно Рожер понял, что уж лучше беседовать с отцом Ивом, чем в одиночку сожалеть о своих заблуждениях.

— Не уходите, отец мой, — сказал он. — Сейчас мне действительно, как никогда, нужно ваше утешение. И не только потому, что жена ушла от меня к человеку побогаче. Я еще могу отнестись к этому, как подобает доброму христианину. Но теперь мне все кажется лишенным смысла. Я стал беднее, чем был в Англии, хотя многие рыцари захватили богатые лены. Как я могу сражаться с неверными, если не сумел уберечь верность собственной жены? Зачем я вообще ввязался в эту безумную затею?

— Осторожнее! — предупредил отец Ив. — Вы близки к тому, чтобы впасть в смертный грех отчаяния. Если дать волю этому чувству, которое временами охватывает каждого из нас, тогда все потеряет смысл. Вы часть — пусть скромная, но часть — победоносной армии, с боями прошедшей от Константинополя до Антиохии и по Божьей воле громившей неверных всюду, где бы они ей ни встречались. Грядет последний бой: всего через несколько недель мы достигнем Иерусалима, и паломничество закончится. Вы сохранили жизнь благодаря Божьему провидению, и я уверен, что вы сражались достойно, как подобает храброму рыцарю, и убили столько врагов, сколько сумели. Помните, что мы вступили в Святую Землю, где нам поможет незримое присутствие Спасителя. Возможно, тот наконечник копья, что ведет нас в битву, действительно касался Его груди. Поэтому не унывайте, бейтесь так же мужественно, как под Дорилеем, где мы впервые встретились, и скажите спасибо, что у вас нет семьи и вам не о ком тревожиться. А теперь пойдемте к костру. Нельзя быть и пилигримом и отшельником одновременно. После всего случившегося вам придется заново привыкать к товарищам. Вот вам моя рука. Посмотрим, что нам подадут на ужин!

Рожер вернулся к костру вместе со священником. Он по-прежнему боялся насмешек, но чувствовал себя спокойнее, чем днем. Если отец Ив прав, он может упорным трудом и смелостью вернуть себе уважение товарищей.