Стивен Прессфилд - Врата огня

– Я ошибался.

И пошел прочь.

Пришли новые приказы. Нужно было послать наряды —,убрать трупы с ничейной полосы. В числе посланных был и Самоубийца. Оба его простреленных плеча не могли двигаться, и Александр настоял, чтобы пойти вместо него.

– Теперь, узнав о смерти моего отца и Аристона,– об­ратился он к Диэнеку, который, как эномотарх , мог за­претить ему идти в наряд,– Леонид постарается уберечь меня ради моей семьи и пошлет меня домой с каким-нибудь заданием или донесением. А я не хочу выказывать ему неуважения своим отказом.

Никогда я не видел такой печали, как тогда на лице моего хозяина. В свете костра он указал на промокшую землю рядом с собой.

– Я наблюдал за этими мелкими тварями.

Там, в грязи, вовсю шла война между муравьями.

– Посмотри на этих доблестных воинов,– указал Диэнек на густые отряды насекомых, с неимоверной отвагой сцепившихся на куче своих же павших товарищей, сражаясь за высохший труп жука. – Вот этот будет Ахиллом. А вот, смотри,– это, должно быть, Гектор. Наша храбрость – ничто по сравнению с этими героями. Видишь? Они даже выносят тела своих товарищей с поля боя, как и мы.

Его голос звучал глухо от отвращения, и от него разило иронией.

– Думаешь, боги смотрят на нас сверху так же, как мы на этих насекомых? Бессмертные скорбят о нашей смерти так же, как мы скорбим о смерти этих муравьев?

– Поспи, Диэнек,– мягко проговорил Александр. – Да, это мне и нужно. Хороший отдых.

Он обратил уцелевший глаз на Александра. 3а редутами стены вторая смена часовых получала инструкции, готовясь сменить первую.

– Твой отец был моим ментором, Александр. В ночь, когда ты родился, я нес чашу. Помню, Олимпий показал тебя старейшинам, чтобы те испытали, достаточно ли ты крепок, чтобы позволить тебе жить. Судья окунул тебя в вино, и ты завопил своим сильным младенческим голос­ком и затряс в воздухе сжатыми кулачками. «Отдай маль­чика Диэнеку,– велел твой отец Паралее, а мне сказал: – Мой сын будет твоим подопечным. Ты будешь учить его, как я учил тебя».

Диэнек воткнул в грязь свой ксифос , положив конец муравьиной Илиаде.

– А теперь всем спать! – рявкнул он уцелевшим вои­нам своей эномотии , а сам, несмотря на протестующие напоминания о том, что ему тоже необходимо вздремнуть, встал и в одиночестве пошагал на командный пункт Лео­нида, где царь и другие военачальники еще стояли на своих местах, обсуждая действия на следующий день.

Я видел, как подгибалась при ходьбе нога Диэнека – не давно раненная, а другая. Он скрыл от своих подчинен­ных еще одну рану, судя по походке, глубокую и серьезную. Я тут же встал и поспешил ему на помощь.

Тот источник, названный скиллийским и по­священный Деметре и Персефоне, бил из са­мого подножия Каллидрома сразу позади командного поста Леонида. Мой хозяин поко­вылял туда, и я поспешил его догнать. Ника­кая ругань, никакие приказы не остановили меня. Я обхватил его рукой свою шею и при­нял плечом весь его вес.

– Я принесу воды,– сказал я.

Вокруг источника собралась горстка воз­бужденных воинов, и среди них прорицатель Мегистий. Что-то тут было не так, и я подошел ближе. Этот источник, известный своей пере­менчивостью и бьющий то холодной, то горя­чей водой, с самого нашего появления сочился скудной струйкой воды, но воды вкусной и холодной,– благословение богинь жаждущим воинам. Теперь же из него внезапно хлынула горячая и вонючая струя. Словно серная бле­вотина вырвалась из подземного мира. Воины затрепетали от такого чуда. Слышались молит­вы Деметре и Коре-Персефоне. Я попросил у Всадника Дориона, чтобы тот налил полшлема воды из своего меха, и вернулся к своему хозяину, решив ни о чем не упоминать ему.

– Источник пропах серой, верно?

– Это предвещает смерть врагов, не нашу, господин.

– Ты так же набит дерьмом, как жрецы.

Теперь я видел, что он в порядке.

– Союзникам нужно привлечь на свою сторону твою двоюродную сестру,– заметил он, морщась от боли и усажи­ваясь на землю,– чтобы вступилась за них перед богиней.

Диэнек имел в виду Диомаху.

– Садись,– сказал он,– вот сюда, рядом.

Впервые при мне хозяин вслух упомянул о Диомахе, раньше он ничем не выдавал, что слышал о ее существо­вании. Впрочем, хотя в эти годы я никогда не думал обре­менять его подробностями своей жизни, но знал, что ему все известно,– от Александра и госпожи Ареты.

– Мне всегда было жаль эту богиню – Персефону, ­объявил мой хозяин.– Шесть месяцев в году она правит подземным миром как супруга Аида. И все же ее царствование лишено радости. Она сидит на своем троне, как пленница, за свою красоту похищенная владыкой подзем­ного царства, который по принуждению Зевса отпускает свою царицу лишь на полгода, и тогда она возвращается к нам, принося весну и возрождение земли. Ты когда-нибудь рассматривал ее статую, Ксео? Она кажется мрачной даже в разгар сбора урожая. Вспоминает ли она, как и мы, усло­вия своего приговора – снова безвременно возвратиться под землю? Это печалит Персефону. Единственная из бес­смертных, Кора вынуждена метаться от смерти к жизни и обратно, знакомая с обеими сторонами монеты. Ничего удивительного, что этот родник, чьи две струи – это небеса и подземный мир, посвящен ей.

Я уже устроился на земле рядом с хозяином, и он тор­жественно посмотрел на меня.

– Тебе не кажется,– спросил он,– что для нас с тобой уже поздно таить друг от друга какие-то секреты?

Я согласился, что пришел такой час.

– И все же ты таишь от меня один секрет.

Я видел: он хочет, чтобы я рассказал об Афинах и о том вечере, когда я наконец – благодаря его вмешательству – снова встретился со своей двоюродной сестрой. С тех пор не прошло и месяца.

– Почему ты не убежал? – спросил меня Диэнек.­ Ты знаешь, я хотел, чтобы ты сбежал.

– Я пытался. Но она не дала мне.

Я знал, что хозяин не будет вынуждать меня к разговору. Ему никогда не приходило в голову давить на меня, когда его присутствие вызывало неловкость. И все же инстинкт подсказал мне, что пришло время нарушить молчание. В худшем случае мой рассказ отвлечет его от ужасного дня, а в лучшем – возможно, обратит его мысли к более подходящим образам.

– Рассказать о той ночи в Афинах, господин? – Только если хочешь.

Это случилось во время посольства, напомнил ему я. Он, Полиник и Аристодем пешком отправились тогда из Спарты, без эскорта, в сопровождении только своих оруженосцев. Посольство одолело это расстояние за четыре дня и еще на четыре остановилось в городе Афины в доме проксеноса Сления, сына Алкибиада. Миссией посольства было оговорить последние подробности взаимодействия сухопутных и морских сил при Фермопилах и у Артемизия. Нужно было договориться о точном времени прибытия войска и флота, о способах связи между ними, о шифрах, паролях и прочем в таком роде. Невысказанным, но не менее важным оставалось желание спартанцев и афинян присматривать друг за другом, следить за тем, чтобы и те и другие в назначенное время оказались на своих местах.