Михаил Загоскин - Аскольдова могила

– Чего ж ты боишься, боярин?

– Но разве мы не можем утонуть в Днепре?

– А за что ему, батюшке, потопить нас? – возразил спокойно Тороп. – Что мы ему сделали? Нет, молодец, все будет ладно, лишь только бы боярин мой не опоздал. Ну, вот и Аскольдова могила!

Наши беглецы, пройдя мимо развалин церкви, взошли на небольшую насыпь, венчающую главу высокого утеса. Как грозный старец-исполин, стоял он, склонившись угрюмо, над рекою; казалось, внимал ее буйному ропоту и как будто бы прислушивался к плеску волн, которые, крутясь и бушуя, обливали пеною его вековое подножие.

– Постой-ка, молодец! – сказал Тороп. – Вон что-то чернеется у того берега: кажись, лодка?

Всеслав устремил свой взор в мрачную даль, и хотя с трудом, но рассмотрел, что небольшой челнок, управляемый одним человеком, то исчезал среди волн, то снова появлялся на поверхности воды.

– Так и есть, это боярин, – продолжал Тороп. – Да и кого нелегкая понесет в такую погоду на челноке! Эк его поматывает, словно щепочку на днепровском пороге. Ну, трудно будет ему причалить к нашему берегу: вишь здесь какой прибой!

Вдруг порыв сильного ветра завыл в стенах разрушенного храма, небеса вспыхнули и вслед за оглушающим ударом грома зашумел проливной дождь.

– Ступай-ка с нею, молодец, в эти развалины, – сказал Тороп, указывая Всеславу на церковь. – Там все-таки хоть где ни есть за стеною приютиться можно, а то здесь ее вовсе, сердечную, дождем захлещет. А я сойду вниз да помогу боярину пристать к берегу.

Всеслав, прикрыв верхним своим платьем дрожащую от страха Надежду, вошел вместе с нею в знакомые ему развалины. Пройдя трапезу, они остановились под сводом, уцелевшим над тем местом, где некогда была святая святых.

– О, Всеслав, – сказала Надежда, – быть может, ты в последний раз стоишь со мною вместе в этом храме истинного бога! Кто знает, еще несколько мгновений, и мы разлучимся навеки?..

– Навеки? – воскликнул юноша, прижав ее к груди своей. – О, нет, ничто в свете не разлучит меня с тобою!

– А смерть? – шепнула девушка, поглядывая робко вокруг себя.

– Смерть? – повторил Всеслав. – Нет, милый друг, бог милостив, если ж он не судил нам спастись…

– То мы умрем вместе, – прервала с живостью Надежда. – Да, мой суженый, здесь на земле никто не разлучит нас, но там!.. Ах, Всеслав, разве господь соединил уже нас неразрывными узами? Разве я жена твоя?.. О, с какою бы радостью я покинула этот грустный свет, если бы ты был моим супругом! Я слыхала не раз, что тех, коих господь соединяет на земле, ничто уже разлучить не может. Всеслав, – продолжала Надежда, устремив умоляющий взор на юношу, – мы стоим теперь в храме истинного бога. Он слышит слова наши… Назови же меня теперь, пред лицом его, твоею супругою и обещайся не разлучаться со мною ни в здешнем, ни в будущем мире.

– Так, – вскричал Всеслав, – ты моя супруга! Да примет господь, внимающий словам нашим, мой обет: и жить и умереть с тобою вместе.

– А я, – сказала Надежда, – обещаюсь пред лицом его разделять с тобою и горе, и радость; быть верным твоим другом и повиноваться во всем точно так же, как я во всем повиновалась отцу моему… Но когда же я увижу его, Всеслав?.. Ты обещал мне…

– Да, мой друг, да! – прошептал Всеслав. – Быть может… О, Надежда, Надежда, сердце мое предчувствует – мы скоро с ним соединимся!

– Как мы будем счастливы! – сказала Надежда, склонив голову на плечо юноши. – Мы все вместе уйдем в Византию… Не правда ли, мой друг?.. О, Всеслав, ты не знаешь этой благословенной страны, ты не дышал ее свежим, благовонным воздухом, не отдыхал в тени ее вечнозеленых лавров, ты не видал еще этих темно-голубых, безоблачных небес Византии! О, как мы будем счастливы! Ты, я, отец наш – мы все станем жить вместе, где-нибудь на берегу Босфора Фракийского или вблизи светлой Пропондиты, в небольшой веселой хижине. Я обсажу ее пахучими цветами; мы будем вместе с тобою ходить по всем православным церквам византийским, посещать благочестивые обители, знаменитые лавры, станем молиться вместе… О, как мы будем счастливы! – повторила Надежда с какою-то простодушною радостью младенца, который играет беспечно среди цветов на могиле своей матери.

– Но ты не слушаешь меня! – продолжала девушка, заметив, что Всеслав оглядывался с беспокойством назад.

– Тише, тише, мой друг! – шепнул Всеслав. – Чу!.. Опять!.. И с этой стороны!.. Человеческие голоса… так точно – сюда идут!

– Всеслав! – загремел с другой стороны знакомый юноше голос.

– Это Веремид! – вскричал Всеслав. – Скорей, скорей, Надежда, – мы спасены!

Они выбежали из развалин. Подле Аскольдовой могилы стоял незнакомый. Буйный ветер рвал с его плеч верхнюю одежду и расстилал по воздуху густые его кудри. Он держал в руке обнаженный меч.

– Поспеши, Всеслав, – сказал он, идя к нему навстречу, – время дорого: злодеи ваши близко!..

– Всеслав! – повторил кто-то, выбегая из-за развалин.

Незнакомый выступил вперед и заслонил собою Всеслава и Надежду.

– Где он, где? – вскричал видный собою молодой человек, подбегая к Аскольдовой могиле.

Вместо ответа острый меч засвистел в руке незнакомого, и молодой человек, пронзенный навылет в грудь, с глубоким стоном повалился на землю.

– Праведный боже! – воскликнул Всеслав. – Это Стемид, это друг мой!

– Твой друг?! – повторил с удивлением незнакомый. – А я думал… но все равно. Поспешим!..

– Надежда! Веремид! Сюда, сюда! Он исходит кровью! – кричал Всеслав, раскрывая платье на груди своего друга.

– Спасайтесь! – проговорил умирающим голосом Стемид.

Шагах в пятидесяти от развалин послышались громкие голоса.

– Безумный! – вскричал незнакомый, подходя к Всеславу и умирающему Стемиду. – Время ли теперь думать о других?.. Думай о себе!

В эту самую минуту ослепительная молния разостлалась багровым заревом по черным небесам, и, облитая ярким светом, золотая гривна заблистала на окровавленной груди Стемида. Незнакомый содрогнулся. Он схватил за руку Всеслава и сказал прерывающимся голосом:

– Говори, говори: кто этот юноша, кто были его родители?

– Несчастный! – воскликнул с горестью Всеслав. – Он так же, как и я, не знал ни отца, ни матери.

– Так же, как ты? – повторил с ужасом незнакомый, наклонясь над Стемидом. – Так… так… я не ошибаюсь – это золотая гривна?..

– О, не отнимай ее, – промолвил Стемид, умирая, – это единственное наследие отца моего!

– Отца его! – произнес глухим голосом незнакомый. – Его отца… и я… но, может быть… Нет!.. Он умер!

– Умер! – повторил Всеслав. – Злодей, что ты сделал?.. Стемид, Стемид, брат мой!..

Незнакомый не говорил ни слова. Все члены его трепетали, волосы стояли дыбом.

– Молчи! – сказал он наконец, заскрежетав зубами. – Бессмысленный, проклинай не меня, а неумолимую злодейку судьбу мою! О, Варяжко, сбылись слова твои – твой бог победил!