Григорий Мирошниченко - Азов

В удушливом сером мареве всполошенно носились степные птицы. Они поднимались, тревожно кричали и наконец улетали по ветру за Донец, к Манычу… Степные звери вылезали из нор, визжа и воя, бежали прочь от грозившей гибели. По берегам Дона очумело прыгали зайцы, лисицы, суслики. Выползали степные змеи, и они искали спасения. Захваченные страшным огнем, ревущие татарские стада мчались в степь.

Походный атаман Татаринов стоял на берегу и ждал, когда Иван Арадов взорвет ташканскую стену под крепостью; но взрыва не было. Разведчики-добытчики Васильева в это время примчались и донесли:

– Все войско на правом берегу огнем погнало вспять. Не приступиться к крепости. Кони сами бегут!

С другой стороны добытчики атамана Ивана Каторж­ного доносили:

– Начался бой с татарами за речкой Кагальницкой. Иван побил двенадцать мурз, пашу Санканаима, сотни черкесов, пришедших с гор на выручку к Азову.

Татаринов выслушал добытчиков и сказал:

– Ждите, когда стена взорвется на Ташкане.

А дым несло на Дон, на атаманскую кибитку. Дым облизывал струги, и землю, и теплую воду. Удушливая гарь лезла в глаза и горло. Взрыва Ташкана все не было. Пробиться в Азов нельзя.

Татаринов все же принял решение: он поднял шлем – и струги поплыли к Азову-крепости!

На стенах крепости столпилась вся турецкая пехота и топчии с зажженными фитилями. Турки суетились возле пушек. Жерла их готовы были изрыгнуть смертельный огонь.

Атаманского коня свели на берег и привязали к кибитке. Татаринов поплыл с казаками к крепости на струге. С левого берега конные казаки полезли в воду… Со стен крепости ударили турецкие пушки. Над каменными башнями повисли облака. Когда дым немного рассеялся, на стенах крепости появились турецкие знаменщики. Вскоре начали в крепости бить в набат, трубить в рога, пищать и выть в цибизги. Жалобный вой их предвещал, что к крепости приближаются казаки. Раздался барабанный бой: за стенами выстраивались турецкие полки.

Шесть тысяч янычар вышли к воротам, к угловым и сторожевым башням, к пороховым казематам.

Тысяча казачьих стругов, покрыв течение Дона, плыла к крепости. Рулевые умело направляли свои струги к главным башням. Турецкие вопли достигали крайнего атаманского струга, на котором поблескивал шлемом Татаринов. Он все еще надеялся, что взрыв на Ташкане последует, и тогда все его войско выступит дружно. Но Иван Арадов не давал знать о себе…

«Не изменил ли Арадов?» – думали атаманы.

– Должно быть, изменил! – с горечью сказал старик Черкашенин. – На правом берегу войска пока не видно. На левом берегу войско полезло в воду. Причина есть!

Татаринов тихо спросил у Черкашенина:

– Какая же тому причина, дед?

– А вот гляди какая! Вся степь горит. А ветер гонит огонь на наше войско. И, видно, войско отступает. Гляди туда! – дед показал налево. – Вся степь Кипчакская го­рит. А перекати-поле – трава опасная: она горит, и огненные шары ее катятся по степи. Перед огнем степным все отступает, а ветер с моря не меняется, и прибыль в том татарам!.. Эко, пожар раздуло!

Дым со степей плыл все гуще и страшнее.

Черное марево расползалось над ближними и дальними курганами. Окутанная серыми и черными тучами земля гудела от жара. Красные всполохи жадно пожирали сухую траву и, не насытившись ею, подхваченные ветром, взметывались, а затем падали вниз и стремительно бежали по земле, сжигая под корень все, что попадалось на пути. Казалось, не травы в донской степи горели, а горели мать-земля и воздух… Буйные языки пламени, огромные и острые, как раскаленные пики, метались, бешено сталкивались между собой и густым дождевым потоком сыпали золотисто-кровавые искры к небу.

Перепуганные птицы тревожно кричали и носились в воздухе. Пролетая над морем огня, они падали безжизненными комочками. Даже коршуны, упав, словно подстреленные, тщетно пытались подняться, взмахивая обгорелыми крыльями. Степные ястребы жалобно и зловеще перекликались в небе. Мелкие и крупные звери, степные хищники нигде не находили убежища. Огненное бушующее море и черный клубящийся дым закрыли над степью ясное солнце и светлое небо.

И в эти часы, как бы в еще большее устрашение, турецкие пушки снова ударили. Каменные ядра полетели в воду и перевернули сразу четыре струга. Казаки упали в воду, но без крика перебрались в другие струги. Татаринов смотрел на это молча, потом сказал, повернувшись к последним стругам:

– Разденьтесь, казаки, все догола, камыш берите в зубы и подплывайте к крайней башне. Как только доберетесь, рвите стену: там наш подкоп!..

Шестнадцать смелых казаков разделись, забрали камышины в рты, подвязали на спины кожаные мешки, в которых находился порох, и бросились в воду. Поплыли к башне.

– Мешки бы не промокли с порохом! – предупреждал атаман.

Ватажка голых храбрецов нырнула в воду и потянула за собой заделанный со всех сторон, обсмоленный челнок, начиненный порохом. С этой ватажкой поплыл Федор Порошин. Турки заметили приближающихся пловцов и стали бить по ним из пушек. На ватажку храбрецов полетели огненные ядра. Секрет огненных ядер не был еще известен казакам в ту пору. Ядра полетели и на струги. Многие струги перевернулись и загорелись. Огонь перекидывало с одного места на другое. Загорелись другие струги. Турки выпустили тысячи стрел, отравленных смертельным ядом. Стрелы впивались в казачьи тела, и раненые корчились в муках… Татаринов все это видел, а войско ждало его команды. И вот он поднялся, окинул войско строгим взглядом и указал всем повелительно рукой на крепость… Горевшие струги он приказал топить. Раненых казаков велел перенести на дальние струги и высадить на берег. Остальным стругам Татаринов приказал держаться как можно дальше друг от друга. Гром пушек не прекращался – Дон покрылся кровью.

На правом берегу остановились четыре всадника.

– Гей-гей! – вскричали с берега. – Михайла нам зовите!.. Вести Наум дослал! Вести великие! Гей-гей!..

Татаринов помчался на струге к берегу. Добытчики доложили:

– Вести у нас, атаман, недобрые! Вся земля горит, все степи. Войско уходит вспять. Огонь все пожирает на пути. Огонь заходит с тыла. Войско Косого уже отошло.

Татаринов все слушал и молчал.

– Войско Петрова Осипа, – две тысячи, – не пересилив огня, все отошло. В огне сгорело двадцать коней и сто татарских арб, груженных рыбой…

Осип Петров настойчиво и долго пробивался к Ташкану. Ему не хотелось отходить назад, не выполнив дела, указанного ему атаманом Татариновым. Но не губить же напрасно в степном огне храброе войско!

Вдруг со стороны Азова раздался оглушительный раскатистый грохот: то казаки-смельчаки, пробравшиеся к крепости, взорвали часть стены. Лицо Татаринова просияло.