Григорий Мирошниченко - Азов

– Не шумите!

– А пороху прислал?

– И пороху со мной не прислано.

– А чем же врагов бить? Свинца не прислано?

– Не прислано, – сказал Старой.

– А денег царских не привез?

– И денег царских не привез.

– Сам жив-здоров – и дорого! – крикнул Татаринов. – Чего вы глотки рвете? Пускай читает. Послушаем, обсудим.

– Послушаем! Читай! Кому не любо – рот заткни!

– Нам невтерпеж! Все грамоты да грамоты! Когда же дело будет?

Старой сломал печати, разорвал пакет и стал читать:

– «Донскому войску с выговором, в нижние и в верх­ние юрты, атаманам и казакам…»

– Вот это да! С выговором?! – с усмешкой сказал Васильев.

Лицо Старого покрылось краской. Он сам не ждал, что ему доведется начинать с этого. И все море, колыхавшееся перед ним, заревело.

– У-дру-жил! Порадовал! Привез подарок царский. А может, ту грамоту чернил совсем не царь?

– Чернил-то царь, да я не знал. Слушайте же!

– «…Мы наперед сего писали вам и говорили многажды, чтоб вы на море не ходили… А в прошлом году турской Амурат султан присылал к нам посла своего, гречанина Фому Кантакузина, о братской крепкой дружбе. Вам писано: только вы, атаманы и казаки, учнете на море ходить и турским людям тесноту чинить, села и деревни воевать, – и вам, атаманам и казакам, от нас, великого государя, быти в великой опале и в великом наказанье, а от отца нашего, святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всея Руси, быти в вечном запрещенье и в отлученье. А вы на море ходили, суда громили и на крымские улусы ходили и воевали. С азовцами вы задрались и с крымскими людьми задрались. Вы их улусы грабите и воюете и людей побиваете».

Тут Мишку Татаринова взорвало. Со злостью шапку наземь хлопнул и крикнул:

– О чем мыслят царь да бояре? Джан-бек Гирей нас задирает! Пограбил басурманин нас. В полон людей побрал!

Старой менялся в лице, мял грамоту в руках. Такого он не ждал.

– А ты дочитывай! – сказал, смеясь, Васильев. – Потеха! Ай да посмешище! Ой, грамота царя!

Старой продолжал:

– «…А посланники наши, Степан Торбеев да подьячий Иван Басов, приехав к Москве, сказывали, что от Джан-бек Гирея им было великое притеснение в Крыму. В Чуфут-кале сидели. А вы делаете то изменою царю и отступлением от бога!»

– Ну, воля государева! – не утерпел и Каторжный. – Слыхали?.. Алеша, друг, да ты ли эту грамоту привез? Глазам своим не верю.

– Привез! – с досадой и обидой сказал Старой. И читал дальше:

«…Воровством и лакомством кровь неповинную проливаете. И вы есть за то злодеи и враги креста Христова. А ведаете вы, что турский султан Амурат и крымский царь Джан-бек Гирей с нами в крепкой дружбе?..»

Снова Татаринов перебил:

– С царем султаны в дружбе, а казаков враги громят нещадно. Твою Фатьму свели, мою Варвару… Вот у тех спроси, которые стоят перед царской грамотой: кого они лишились да как они посиротели. Сам кручинюсь, и ты кручинишься. А что велят нам?.. Не стану дальше слушать…

– Не любо нам!

– Не любо! – закричали.

– Нет, – заявил Старой, повысив голос, – я дочитаю! «…Уймитесь вы от воровства. Разбойники! Злодеи!..»

– Не любо нам! Ту грамоту чернил злодей наш Филарет! Не любо нам!

– И мне не любо! Царь обманул меня!.. – вздохнув глубоко, сказал Старой. – Веди-ка, Каторжный, на сине море. Все пойдем! И я пойду с тобой. А ты, Татаринов, веди-ка казаков к Джан-бек Гирею. Верни наших людей. Громи, что силы есть, Бахчисарай, разори осиное гнездо в Чуфут-кале. Пришла пора!

Все закружилось вихрем.

– На море синее! – кричали казаки. – Старой, веди!

– Азов возьмем! Веди, Татаринов!

– Султан да Джан – царю обман!

– Гулять пойдем и хлеб найдем!.. Свинец добудем – живы будем!

– Рукой царя бояре водят!

– Послушайте, – крикнул Старой, – речь мою ко­роткую.

Все притихли.

– Нас силой не возьмешь. Мы правду любим! – начал он. – На море поведет походный атаман Каторжный. Он всех нас лучше это дело ведает.

– Согласны! Каторжный ведет!

– В Крым поведет походный атаман Татаринов.

– А ты куда пойдешь?

– В Царьград с Иваном Каторжным… Но прежде поеду к запорожским черкасам, чтоб помощи дали.

– Ну, поезжай не медля.

– Султана погромим мы здорово и хана погромим! Отмстим за все обиды!

– То любо нам!

И так приговорили на кругу, как было сказано.

Казаки кидали шапки кверху и, расходясь, кричали:

– Старому слава!.. Седлайте, казаки, коней!.. Чините струги.

Необычно и нежданно в Бахчисарае появились несметные тучи маленьких тарби – розовых скворцов. Они прилетели рано утром и облепили весь город, ханский дворец, крепость Чуфут-кале, дворцовые сады, мечети, торговые предместья – все!

Прилетели розовые скворцы, эти маленькие вертлявые пичуги, из каменной грузинской крепости Уплисцихе, что значит «Божья башня», и все закипело ими. Они поселились под каждым камнем развалин в Чуфут-кале, в каждой трещине скалы, под крышами в узких улицах и окрасили стены крепости и ханских дворцов кроваво-розовым пометом. На незатейливых травяных подстилках каждая птица положила по пять бледно-голубых яичек. Грузины прозвали птичек «каменными скворцами», – должно быть, потому, что грузинская крепость Уплисцихе, расположенная в Карталинии, была для скворцов громадным каменным гнездом, где они выводили своих птенцов. Они миллионными стаями мчались на истребление саранчи и возвращались снова в крепость, забиваясь глубоко в щели камней. Потом улетали за несколько сот верст, в далекие страны, на охоту за саранчой и возвращались в Уплисцихе неведомыми воздушными дорогами.

Розовые скворцы выводились, как рассказывали полоняники, на Арарате, на скалах у Куры и Риона. По поверью, розовые стаи, которым не было счета, перелетали оттуда в те места, где страдали люди, забранные в плен. Они оседали в Сухум-кале, Уплисцихе, Горис-Джавари, а в Крыму – в Монгуп-кале, Редут-кале, Чуфут-кале.

Видя огромные огненные тучи скворцов, Суеверные татары говорили: «Война будет». Муллы пошли в мечеть просить аллаха и Магомета предотвратить нависшую беду. Но розовые скворцы, просидев недолго в Бахчисарае, пе­реместились в Чуфут-кале, окрасив белую известковую крепость в розовый цвет. Они садились на плечи полоня­ников, клевали добычу, которую им давали, прямо из рук, щебетали над ухом каждого и неугомонно пели свои незатейливые песни. Иногда, сорвавшись, они бросались на ханские дворцы, закрывая собою все крыши, мраморные фонтаны, густые зеленые сады. Пополощутся в бассейнах, покричат – и снова летят в Чуфут-кале. Их крылья в по­лете напоминали стригущие ножницы. И падали розовые скворцы на добычу камнем, словно подстреленные… Все, все считали скворцов предвестниками кровавых битв.