Валерий Барабашов - А смерть подождет

— Нина, хватит! — сказал Михаил Яковлевич, — Осталось пять минут. Может быть, Мариночка что-то хочет сказать…

— Да-да, конечно! — торопливо согласилась Нина Алексеевна, и родители отошли в сторону, а Олег сейчас же порывисто обнял Марину.

— До свидания, любовь моя! — негромко, с большим чувством произнес он, жадно, на память, вдыхая запах её чудесных каштановых волос. — Каждый, день, каждый час буду думать о тебе, ждать встречи, здесь же, на перроне. Приходите нас встречать с Гарсоном — Линда, уверен, тоже будет ждать этой встречи. Видишь, как она смотрит на тебя — она всё понимает, чувствует разлуку.

— Понимает, конечно, — согласилась Марина. В голосе её — спокойствие, молодая женщина хорошо владела собой, эмоциям не поддавалась. Кажется, он, Олег, волновался больше неё, но, может быть, не потому, что уезжал на войну, а просто не хотел этой разлуки с ней, Мариной, с трудом представлял себе это полуторамесячное расставание — ведь они виделись каждый день, трудились бок о бок, общались практически ежеминутно, если кто-то из них не выезжал в тот день на задание, по команде из управления уголовного розыска.

— Ты всё же о работе там думай, Олежек, — продолжила Марина сдержанно, как, по её разумению, должна была говорить военная женщина, сослуживица, провожающая мужчину на такое серьёзное дело. — А то мало ли что… А, Линда? Ты как думаешь?

Линда снова согласно помотала хвостом: «Конечно, работать едем, преступников ловить».

— И работать буду, и думать о тебе не перестану! — Олег не выпускал Марину из объятий. — А ты о нас думай, ладно? Мы это почувствуем. Обязательно почувствуем!

Марине было немного не по себе в объятиях Олега. У них отношения, в общем-то, только развивались, ничего лишнего прапорщик Проскурина младшему лейтенанту Александрову не позволяла — даже таких вот объятий. Правда, сейчас, сию минуту, ситуация была особой, можно и разрешить обнять себя, и всё же, всё же… Оба они служили в одном подразделении, были на виду, о симпатии Александрова знали, на питомнике уже пошли соответствующие разговоры-намёки, а разговоров таких Марина не хотела — всё это было преждевременно. Конечно, оба они были молоды и свободны, и Олег Марине нравился как порядочный, твёрдый в словах и поступках мужчина, и как весьма квалифицированный, влюбленный в свое дело кинолог. Она тоже была докой в этом специфическом деле, так же беззаветно любила, растила и воспитывала служебных военных собак, и, уж поверьте на слово, общий язык с Александровым на этом поприще находила. Но её личные чувства по отношению к Олегу были пока что в зародыше, она сама в них не особенно разобралась, и потому не хотела форсировать события. А Олег — как сумасшедший: люблю тебя, Марина! Люблю! Давай поженимся!

Не далее как неделю назад об этом говорил.

Она от его натиска просто оторопела. Характер у неё такой — неторопливый. Хоть и женщина, а эмоциям подвержена слабо, холодновата от природы. Видно от того, что родилась зимой, двадцать третьего февраля, в мужской день. Да и, честно говоря, не находила пока в своей душе ответного горячего порыва на страстные слова и взгляды младшего лейтенанта Александрова. В милиции и майоров, и подполковников немало… Орлы! Вон, Володя Бояров, зам командира ОМОНа — настоящий гусар! Любо-дорого посмотреть!… Жаль, занят, женат. Но тоже сейчас едет в Чечню, вместе с Олегом. Мужчины уезжают на войну, они, женщины, остаются.

Марина высвободилась из объятий Олега. Сделала это аккуратно, чтобы не обидеть его, наблюдательного и очень чувствительного. Стала вроде бы поправлять прическу — шикарные её волосы, в самом деле, немного были потревожены его руками, а что за женщина с растрепанными волосами?! На неё, броскую шатенку с блестящими карими глазами, и здесь, на перроне, в сутолоке и суете, поглядывают. Не нужно сбрасывать это со счетов.

Олег снова было хотел привлечь её к себе, но Марина сухо сказала:

— Не надо, Олежек. Люди кругом. Линда, скажи ему!

«Гав!» — сказала Линда.

Олег с Мариной засмеялись.

— Вот, видишь, она со мной согласна, — заявила Марина.

— Нет, она на моей стороне, — возразил Олег. — Линда, подтверди!

«Гав!»

— Тут ещё моего Гарсона не хватает — совсем развеселилась Марина. — Вот бы они любовный перебрёх на весь перрон устроили.

Подошел полковник Савушкин, начальник управления уголовного розыска, пожал руку Олега. Рослый, внешне добродушный, с мягкими, округлыми какими-то движениями, приобнял Александрова.

— Я так понимаю, ты там с Линдой в опергруппе будешь, Олег, — деловито произнес он. — Ребята, какие ездили, попадали в сборные группы. Кинологов — единицы, ты наш уголовный розыск будешь представлять.

— Не волнуйтесь, товарищ полковник, не подведу! — улыбнулся Олег.

— Я к тому, что кинолог там на особом положении, — Савушкин говорил просто, почти бесстрастно, но озабоченность и тревога в его голосе чувствовались. — Вам с Линдой часто первопроходцами предстоит быть. Надо это учитывать. Тут я с генералом полностью согласен.

— Понял, товарищ полковник. Мы будем стараться.

Савушкин погладил Линду по голове, отошёл с прощальным и вежливым кивком, как бы извиняясь и перед женщиной: прервал же их беседу.

— По вагонам! Отправление дали! — прозвучала команда. Это — майор Бояров, Марина невольно оглянулась на его голос.

Олег крепко сжал её руки.

— Пообещай, Марин!

— Что?

— Что выйдешь за меня… Как вернусь из Чечни.

— Я… Я подумаю, Олег. Ну что ты гонишь лошадей?! Чего так спешишь?

— Жизнь короткая, Марин. На войну еду. На войну!

— Вернёшься — потом я с Гарсоном поеду… Потом, Олежек, потом! Ну что ты, в самом деле, на бегу спрашиваешь?! Иди, а то отстанешь… Линда, смотри, вся изнервничалась!

Подбежала Нина Алексеевна, за нею торопливо подошел Михаил Яковлевич, каждый из них старался в последний раз обнять сына, сказать напоследок что-то очень существенное, главное, с чем бы их кровиночка и уехал, помнил в дороге и там, в Чечне. А Олег, отвечая на поцелуи отца-матери, не сводил глаз с любимой женщины. В этом его прощальном взгляде, обращенном к Марине, было всё: и надежда скорой встречи, и страстный призыв о взаимопонимании, и мольба страдающего, одинокого пока сердца.

Подхватив Линду, Олег запрыгнул в тамбур уже тихо поплывшего вдоль перрона вагона, толпа провожающих двинулась вслед за поездом, женщины плакали, махали руками, старались перекричать друг друга: «Володя, напиши сразу, как приедешь!…» «Коля, позвони, не забудь, мы будем ждать!…» «Олег, носки тёлые в сумке, на дне-е…»

Духовой оркестр бодро ревел медными своими глотками, над перроном и всей привокзальной округой разносился знакомый до боли марш «Прощание славянки», которым Россия провожала своих сыновей и в начале того, двадцатого, века на Балканы, и вот теперь, в самом его конце… Провожала на войну.