Альберт Зарипов - Лейтенант Дмитрий Петров

– Да я беру-беру, – ответил Дмитрий Викторович и после короткого молчания продолжил. – Это в Чехословакии в шестьдесят восьмом. Когда только нас вводили…

– Да ну! Вот это да! – искренне удивился я. – В первый раз слышу, чтобы там кровопролитие было. У нас в училище на кафедре огневой подготовки был полковник Сикорский, который тогда со своей разведгруппой захватывал телевышку в Праге. Так у них там всё было тихо и без стрельбы. Это, конечно, в одном месте было… А у вас как всё происходило?

– Нас как на броню посадили, так мы сутки на марше были от самой границы. Остановились мы возле одного городка, чуток подальше Праги, кажется. Ну, естественно, приказ – с местными не разговаривать, ничего не брать и не давать, в конфликты не вступать, на различные провокации не поддаваться, но оружие всегда должно быть при себе с полным боекомплектом. Закопались мы на близлежащей высотке и наблюдаем оттуда за местностью. Просидели мы так с неделю и вроде бы всё тихо и спокойно. Конечно, чехи по вечерам и ночам что-то орали нам снизу, но это всё мелочи были. А за пищей нам нужно было каждый раз спускаться к тому месту, куда нам её подвозили. Первые дни кухня наша полевая сама ездила, а потом нам стали подвозить на машине в термосах. И вот опять моя очередь идти за едой… За обедом, как сейчас помню…

– Это первое-второе-третье… – сказал я. – А сколько вас там было?

Я уже много раз слушал различные военные байки, которые по своей правдивости и достоверности значительно обгоняли всякие рыбацкие истории. И уже, скорей, по привычке я старался уточнять все детали до мельчайшей подробности.

– Да человек пятнадцать-восемнадцать. Два наших отделения и танкисты, ну один экипаж. На всех выходило по неполному термосу каши да супа…

– Это которые по пояс термоса? С ручками по бокам? – вновь перебил его я.

– Да нет. Это двенадцатилитровые термоса. Ручка у них сверху на крышке. А спереди еще лямки есть, чтобы за спину одеть можно было. У вас что, таких никогда не было? – недоверчиво спросил бывший десантник.

– Я же в спецназе был, – попытался оправдаться я. – Всю жизнь на сухпайках просидели. Всё консервы да котелочки. В учебке, правда, нам на стрельбище подвозили еду в таких больших термосах, у которых по бокам две ручки.

Мое враньё было, видимо, убедительным, но внутри почему-то стало неловко.

– Вот поднимаюсь я один по уже протоптанной тропинке. Слева каша, справа суп, за спиной вещмешок армейский с хлебом и двумя флягами с компотом…

– Это такие двухлитровые алюминиевые? На ремешке? – обрадовался я, вспомнив свой, вернее, грозненский сироп-ликер.

– Ну да, – подтвердил Дмитрий Викторович. – Мы их у танкистов брали, чтобы со фляжками нашими не мучиться.

Я невольно рассмеялся, вспомнив ликеро-водочный эпизод моих странствий по Чечне.

– А я их у своих бетеерщиков позаимствовал. Хорошая вещь! Сейчас где-то у меня в подвале висят. Интересно, в Великую Отечественную такие были или нет?

– Наверное, они тогда-то и появились! – улыбнулся мой собеседник. Это ж сколько лет они на вооружении стоят?! Там, единственное, крышка слишком широкая и по своей резьбе плохо ходит…

– Да. Бывало такое… – согласился я. – Ну и резинка не выдерживает температуры высокой… Разлезается в стороны и герметичность пропала.

Да… Надо признать, что эти фляги всё-таки разрядили сложившуюся обстановку легкого недоверия и непонимания, некоторая напряженность улетучилась и мы признали каждый друг друга за своего. Хотя он служил в те времена, когда я еще не родился, и между нами была значительная разница в прожитых годах, но вот именно по таким вроде бы незначительным мелочам и деталям приходило приятное осознание того, что этот поначалу посторонний человек воспринимает мир также как и ты. Как говорил Маугли: «Мы с тобой одной крови… Ты и я…»

– Вот карабкаюсь я наверх по этой тропке. А автомат со сложенным прикладом сбоку висит. Ремень пропущен через голову и хорошо, что его не зажали лямки от этого вещмешка. А… Ну и то, что предохранитель был опущен. Я уже полдороги прошел и вдруг вижу, как спереди из-за деревьев мне навстречу выходит какой-то гражданский… Спокойно так что-то говорит про советскую сволочь и сразу же начинает стрелять короткими очередями. А я за секунду до выстрелов успеваю присесть слегка, то ли со страху, то ли чтобы термос аккуратнее на землю поставить и первое блюдо не разлить. Тут меня в левое плечо как шарахнет, а я почему-то смотрю себе под ноги и замечаю, что впереди меня, в метре, фонтанчик земли поднялся… И чуть подальше еще один и еще дальше… А это оказывается моя очередь… И я её так глазами машинально сопровождаю… И наконец-то мои пули добрались до этого чеха и так наискосок его порвали в нескольких местах. И тишина такая настала, аж слышу, как у меня сердце бьется. Дальше этот гад лежит: хрипит и булькает. А я ведь тоже на земле уже… У меня слева так болит и сильно уж так ноет… И тоже что-то вытекает. Слышу, как наши сверху бегут, сапогами топают. А я себе лежу и думаю про себя: «Хорошо, что термос с гороховым супом не опрокинулся… А с кашей ничего не станет…»

– Ну, это вы еще в запарке были, – сказал я, допивая остатки чая.

– Да это понятно! Я же тогда еще толком всё не понял. Как-то всё автоматически получилось, да еще так быстро. Это уже потом я вспомнил, как пули его свистели, как компот теплый на меня проливался из пробитой фляги, как меня там же раздели и перевязали. А этот чехословак тоже живой остался. Из бывших полицаев оказался. И стрелял он из Шмайссера немецкого. Мне потом рассказывали, что его автомат был такой ухоженный, в масле и ни единой ржавчины.

– Видно, с войны сохранил на память, – усмехнулся я. – Ну, а потом что было? А ранило куда вас?

– Он мне левое плечо прострелил насквозь и еще бок по касательной задел. Меня ребята на руках в медсанроту притащили, хотя я сам старался идти. И следом особист прибежал и как начал на меня орать… Мол, не надо было поддаваться на провокацию и не открывать ответный огонь. А я сначала как-то растерялся и спрашиваю: «А что же надо было делать? Смотреть, как он меня расстреливает?»

– Еще и тельняшку на груди рвануть! – с насмешкой сказал я.

– Ну да! Им лишь бы свою задницу прикрыть! Быстренько так какую-то бумажку состряпал и мне подсовывает, чтобы я подписал. А я отказываюсь. «Без своего командира подписывать не буду!» Он опять орать на меня да всё матом… И тут я не выдержал и послал этого майора на уй , да еще с привеском. На мое счастье, тут комбат мой появился и отбил меня от этого зверюги. Нигде я свою подпись так и не поставил, и от меня он отстал. А меня потом за это… Ну, то есть за стрельбу даже к медали представили «За отвагу». Но я её так и не дождался. Так и дембельнулся без нее. Ротный перед отправкой сказал мне, что мои наградные бумаги зарубил этот майор-контрик. Типа, дело-то ведь политическое, и так далее… «Ведь мы пришли туда с миром, а местное население встречало нас хлебом-солью…»