Альберт Зарипов - Лейтенант Дмитрий Петров

– Теперь понятно, – засмеялся Дмитрий Викторович. – Интересное сравнение.

– Да! Грубо, но точно! – согласился я с его словами и продолжил дальше. – Это так со скотом происходит. А с людьми, думаете, по-другому? Технология осталась точно такой же: сначала принятие в узком кругу решения о заклании невинных душ человечьих, затем шумное пропагандистское оболванивание сознания многомиллионных людских масс с обязательным указанием на очередного врага… А потом звучит сигнал, и начинается четко спланированная и грамотно организованная отправка на дальнейший убой… И от парнокопытных мы отличаемся только лишь тем, что посмотрим пару кинофильмов с лихими актерами в камуфляже да грудастыми санитарками в коротких халатиках, послушаем суровые мужские песенки о войне, которые так красиво поют никогда не служившие в армии певцы… Да из газет прочитаем или из теленовостей узнаем о «подлостях врагов», и всё… Мы готовы… Ведите нас в последний бой, товарищи мудрые генералы… И на своих же ногах потопаем в нужном направлении… И будем «сражаться до последнего»… Пока от нас ничего не останется… И тогда наша обезлюдевшая Россия достанется без единого выстрела кому угодно… Красота?! Ну, разумеется, да… Для них…

– А тут вы со своей «Первомайкой»! Весь сценарий им портите…

– Представьте себе – да… Но зато я насколько могу спасаю наших же парней: русских, татар, марийцев и всех остальных пацанов!… – без лишнего апломба и показного пафоса сказал я. – Посудите сами… Вот мне повезло выжить в чеченской бойне… Я стал слепым, но остался живым. Что мне пришлось пережить – именно то и написано… И своей книгой я предупреждаю всех молодых ребят и их родителей… Что война – это очень страшно… Здесь убивают людей по-настоящему… А здоровых калечат на всю оставшуюся жизнь… И молодые да крепкие мужчины, которые узнают самую горькую правду о войне из моих книг, уже не захотят безропотно и покорно отправляться на «наведение конституционного порядка» или же «контртеррористическую операцию» в масштабах всей Чеченской Республики. Ведь не обладающие достоверной информацией восемнадцатилетние мальчики становятся самой легкой добычей или жертвой, потому что их проще всего обмануть… А они нужны живыми и невредимыми не только своим отцам, матерям, родственникам да друзьям-знакомым, но и нашей же Родине…

– Так кто же тогда будет защищать эту самую Родину? – вскинулся Петров.

– А вы подумайте… Не надо подменять Святое Дело защиты России какими-то шкурническими интересами нефтяных буржуев… Ведь нашей родной стране прежде всего требуется мир, покой и благополучие её коренных народов, – убежденно произнес я. – А государство… Хотя… Уж скорее крупные бизнесмены заинтересованы в отстаивании своих экономических барышей… Этим вонючим коммерсантам гораздо важнее получить свою любимую прибыль от прокачки каспийской нефти через чеченский участок нефтепровода, и плевать они хотели на какие-то людские потери!

Я остановился, чтобы перевести дыхание, и в этот миг мне подумалось, что вроде бы немного нетактично говорить такие вещи отцу погибшего в Чечне офицера-десантника, но я и сам являлся непосредственным участником этого вооруженного конфликта, и моя теплая кровь также была пролита ради такой проклятой цели…

Поэтому я посчитал, что всё-таки имею моральное право высказать свой взгляд…

– Их волнует только общее количество перегнанной нефти и её стоимость на мировом рынке. Ну еще они заботятся о своем имидже: самые дорогие автомобили и престижные курорты, у кого домишко покруче да секретарша помодельнее… Больше проблем для них не существует… А сколько ведь других мужиков уже погибло из-за этой трубы?! А сколько еще погибнет?! И ведь самые лучшие парни складывают свои головы… А война-то ведь еще не кончилась. И чечены ведь тоже не сразу успокоятся…

– Если они вообще успокоятся! – поддержал меня Петров. – А у меня ведь еще и продолжение было. После того, как мы Диму уже похоронили…

– Какое продолжение? – насторожился я. – С нашей стороны или с ихней?

– Да с чеченской. Через полгода кто-то звонит мне домой, просит позвать меня и сразу в лоб спрашивает: хочу ли я узнать подробности как погиб мой сын и выкупить видеокассету. Ну, естественно, что я согласился. Тогда мне сказали, чтобы я через два часа стоял на остановке Авиамоторная, и там ко мне подойдут. Еще предупредили, чтобы я никому ничего не болтал. Стою на остановке и жду. Никого нет, и я уже собрался переходить дорогу, чтобы уехать обратно, как ко мне подходит молодой парень и спрашивает, я ли Петров.

– А выглядел как?

– Обычный славянский тип. Мы прошли в переулок и сели там в машину «шестерку». Там сидит еще один мужчина, тоже славянин. Мне велят закрыть лицо темным платком и лечь на заднем сиденье. Мол, если что, просто устал и лег отдохнуть. Еще предупредили, чтоб на дорогу не смотрел. Полчаса мы кружили… Где-то здесь, на Военведе. Потом заехали прямо во двор, и мне сказали, что можно выходить. Всё вроде как обычно: двор как двор, виноград растет, только забор высокий кирпичный, и ворота такой же высоты. В тенечке за столом сидит чеченец… Из всех кавказцев они чем-то выделяются: то ли по чертам лица, то ли взглядом, то ли строением фигуры.

– У них еще произношение такое гортанное, – дополнил его я.

– Но я даже не смотрю на него. На столе лежат охотничий нож, какие-то документы и видеокассета. А я не могу взгляда оторвать от ножа, потому что узнал. Это же я покупал его в магазине «Охотник», что на улице Мечникова. Я специально выбрал такой нож. Он такой большой, с кровостоком почти на всё лезвие, с пилой… Там еще такая гарда небольшая и рукоять очень удобная. Короче, вид у него был особенно хищный и красивый. Этот охотничий нож я подарил сыну как раз на окончание училища. Он тогда еще так радовался ему.

У меня невольно проступила эта предательская влага, и я судорожно сглотнул комок в горле. Ну не мог я оставаться холодным и равнодушным к воспоминаниям отца о своем безвременно ушедшем сыне. Петрову было еще тяжелее… Он откашлялся, и его голос зазвучал ровнее.

– И вот этот нож лежал на столе. Чечен перехватил мой взгляд и спрашивает меня: «Узнаешь?..» Я отвечаю, что узнаю. Тогда он дает мне документы. Это было удостоверение личности офицера и денежная книжка моего сына. Чечен меня спрашивает, теперь верю я ему или нет. Я говорю, что верю. Тогда он показывает на кассету. Мол, на ней записан почти весь бой, вернее, самые последние часы боя. И они даже сумели заснять то, как мой Димка отбивался до последнего патрона. Он оказался единственным из наших, кто еще мог отстреливаться. У него была удобная позиция сбоку от толстого ствола дерева, и он их оттуда поливал из пулемета. А когда было нужно по сторонам стрелять, он брал еще и автомат… Когда начали окружать его…