Василий Пипчук - Записки разведчика

А когда к вечеру земляные работы были закончены, подъехала автомашина, из которой вышла группа гитлеровских офицеров. Осматривая линию обороны, один из них, видимо, был особенно придирчив. Он то и дело размахивал руками, глядя на небо. И немцы вновь забегали, стали носить охапки веток, которыми маскировали огневые точки.

Вечерело быстро. Траншеи, люди, дорога уже терялись во мраке. Наступала третья ночь в тылу противника. Разработали план захвата «языка». Решили брать одного из младших командиров.

– Пора, – сказал Абашкин.

Традиционно растянулись цепочкой. Я полз последним. Каждый из нас знал свою роль не хуже, чем артист, занятый в спектакле.

Подползли к блиндажу. Пахло свежей землей, опилками.

Гитлеровцы, свесив ноги в котлован, отдыхали. Один рассказывал смешную историю – слышался хохот. Но мы следили за другим. Наши наблюдения в течение дня подтверждали догадку, что он – правая рука командира роты. От безделья немец не знал, куда себя деть. То у лесорубов побудет, то возвратится к тем, что строили блиндаж.

Выбрав удобный момент, Абашкин повернулся к Седову. Старший сержант еще ничего не успел ему сказать, как сзади, чуть левее, донесся треск сухих сучьев. Кто-то шел, раздвигая ветки, приблизился к поляне. Наконец мы его увидели. Это был связист. Тяжело дыша, он нес телефонный аппарат и катушку. Абашкин молниеносно принял решение:

– Брать!

Седов вырос перед гитлеровцем так неожиданно, что тот остолбенел. Он открыл было рот, но закричать не успел. С кляпом немец лежал у ног разведчика. Теперь нас беспокоило другое: успеем ли мы до рассвета вернуться в часть?

Обратно шли прежним маршрутом. Гитлеровца несли по очереди. В долине услышали шум. Потом увидели огонек: он то гас, то снова сверкал.

– Передний край, – сказал Абашкин.

Догадка подтвердилась. В долине расположились фашистские минометчики, которых наши отбросили на значительное расстояние.

– Проверить кляп у «языка», – приказал Абашкин. – И взять левее.

Подошли к переднему краю противника. Немцы то и дело подвешивали ракеты. Надо было найти проход. С этой задачей легко справился юркий Карабердин.

– Есть один проход, – доложил он, вернувшись. – Но там недалеко от стрелкового окопа пулеметная ячейка. Дежурит фриц.

– Переходим. В случае обнаружения пробиваться огнем.

Ползли медленно. Вот и проход. Хорошо видны пулемет, голова гитлеровца. Я до боли в глазах слежу за ним, направив свой автомат. Мне приказано прикрывать разведчиков. Но что это? Справа ударила автоматная очередь, еще одна. Закрутил головой и мой «объект». Ребята продолжали ползти по нейтральной полосе, не обращая внимания на стрельбу. Когда они были уже недалеко от наших позиций, снялся и я. С нейтральной полосы дал красную ракету – сигнал возвращения. Он был принят. Артиллерия ударила по немцам. На флангах заговорили пулеметы. Мы сделали последний бросок и ввалились в свои окопы. Нас тискали в объятиях друзья. Но что это с Седовым? Крепко сжав в руках автомат, он попятился назад и упал.

– Ранен, – сказал Карабердин. – Санинструктора! Наступил новый майский день. Снова заклокотали орудия, и вскоре дивизия перешла в наступление.

А через пять дней все мы услыхали радостное слово: «Победа!»

В своем фронтовом дневнике я сделал тогда последнюю запись: «9 мая 1945 года. Позавчера наша дивизия овладела сильным опорным пунктом гитлеровцев – австрийским городом Галабруном. А сейчас в городе – белые флаги капитуляции. Войне конец!.. Великий праздник пришел в советские семьи. Праздник долгожданной Победы!»