Арсений Ворожейкин - Под нами Берлин

— Гордость — вещь хорошая. Но лезть сейчас в амбицию из-за сказанной мной глупости еще глупее, чем сказать глупость. Под горячую руку не всегда подвертывается нужное слово.

Тимонов покраснел:

— Виноват, товарищ полковник.

— То-то! Соображать надо! Истребители должны все ловить на лету.

Герасимов по опыту знал: какие бы ценные указания летчики ни получали от командира, как бы хорошо они ни изучили свое задание, перед вылетом необходимо остаться одним и посоветоваться с глазу на глаз. Николай Семенович взглянул на свои ручные часы.

— Сейчас 13.28. Через пятнадцать минут вылет, — и он обвел рукой небо. — Ни облачка. При такой погоде противник внезапно не нагрянет. Только в воздухе нужно быть не просто летчиком, а настоящим истребителем — хозяином положения. Да что вам говорить! Желаю успеха! — И Герасимов с Василякой ушли.

Для уточнения задания нам не требовалось много времени. Мы провели вместе несколько десятков воздушных боев, сбили около сотни вражеских самолетов и с полуслова понимали друг друга.

— Ну как, Миша? — я посмотрел на Сачкова.

— Давайте я пойду с Выборновым в сковывающей группе выше вас.

— Хорошо. Вы будете драться с истребителями, а мы четверкой полетим в ударной.

Больше нам не о чем было договариваться. Все ясно.

Севернее Киева, в междуречье Днепра и Десны, темнели леса. Здесь, на правом крыле Воронежского фронта, наступают несколько наших общевойсковых армий. Мы летим над Десной, и пока трудно заметить присутствие войск: лес надежно укрывает их. Ближе к Днепру леса редеют и сменяются редким кустарником и болотами. Теперь хорошо видно, как всюду земля исчерчена нитями дорог и тропинок. По ним колоннами тянутся люди, машины, артиллерия…

Впереди блеснул Днепр. Хорошо видна переправа. К ней веером стекаются войска. Перед переправой они сливаются в общий поток, который разрастается вширь, крутится на берегу и, словно собравшись с силами, под собственным напором уже на большой скорости устремляется на мост.

Чтобы перехватить противника на больших высотах, выше нас должна патрулировать группа «лавочкиных». Ее нет. Странно.

У нас, как и было приказано, высота три тысячи метров. А если противник пойдет выше? Мы его не достанем. Тревожусь. И с согласия «Земли» набираем высоту.

Южнее нас, в стороне Киева, комариками кружатся самолеты. Там идет бой между истребителями. Вдали, на севере, тоже нет-нет да и блеснут вражеские «птички». Внизу противник атакует наши войска. А у нас в воздухе пока спокойно. И это еще больше настораживает.

Запрашиваю воздушную обстановку у наземного командного пункта. Узнаю: только что над переправой был бой с «мессершмиттами. Это не к добру. Противник часто, прежде чем посылать бомбардировщики, очищает путь истребителями.

Летим на запад, обеспечивая этим больший обзор территории врага.

— Почему далеко уходите? — беспокоится КП. «Земля» хочет нас постоянно видеть перед собой. Нельзя истребителям далеко удаляться от Днепра : вражеские самолеты могут прийти на низкой высоте, и их будет трудно заметить. Я понимаю это и хочу подать команду на разворот, но… Стоп! В синеве неба глаз поймал стаю самолетов, за ней еще и еще.

Фашистские бомбардировщики летят растянутой колонной из трех групп. Над ними — «фоккеры». То, чего я пуще всего опасался, случилось — противник оказался выше нас. С надеждой гляжу на восток, откуда должны прибыть наши истребители. Там никого. Случилось что-то непредвиденное. Значит, мы одни, не имея ни тактического, ни численного преимущества, должны отразить налет «юнкерсов».

Невольно в голове промелькнула фраза Герасимова, на которую мы обиделись: «Если немцы разбомбят переправу — можете делать переворот у самой земли». Теперь мне эти слова уже не кажутся угрозой. Увидев, что делается на Днепре, я понял, как важно сейчас не дать туда упасть ни одной фашистской бомбе. И если враг уничтожит мост, с какими глазами мы прилетим на свой аэродром? Нам, живым, перед мертвыми не будет никаких оправданий.

Мы видели всякое, в каких только переделках не бывали, но в таких невыгодных условиях оказались впервые. Спокойствие! Но разве в такие секунды можно быть спокойным? Ясность мысли — вот что нужно. И очевидно, потому, что в минуты опасности жизнь не терпит ни слабости, ни лишней чувствительности, я весь сосредоточиваюсь только на одном: набрать высоту, без нее нельзя достать «юнкерсов». И старательно жму на рычаг мощности мотора, хотя он уже и без того работает на полную силу.

Я чувствую, как бурно колотится сердце. Кажется, от его ударов трясется самолет и мотор дает перебои. Гляжу на товарищей. Сачков с Выборновым уже сумели забраться намного выше, чем наша четверка. Это уже неплохо. Им высота необходима, они ведь будут прикрывать действия нашей ударной группы. Тимонов идет со мной, в стороне — Кустов и Лазарев. Никто — ни слова. Все, как бы экономя силы, молча приготовились к жестокой неравной схватке.

— Почему не возвращаетесь? — гремит раздраженный голос с наземного КП.

Понимаю: «Земля» еще не видит надвигающейся опасности. Спешу предупредить :

— Пошли на перехват Ю-87.

Голос «Земли» уже другой, одобряющий:

— Вас поняли. Действуйте!

На встречных курсах сближаемся быстро. «Фоккеры» неторопливо отходят от «юнкерсов» в сторону солнца, маскируясь в его лучах, как бы специально подставляя своих бомбардировщиков нам на расправу. Тактика фашистских истребителей понятна. Они думают, что мы будем атаковать «юнкерсы» в лоб. Этого делать нельзя. Впереди у бомбардировщиков мощное вооружение, и огонь их группы будет сильнее нашего, поэтому «фоккеры» и дают нам возможность свободно идти на лобовую атаку.

Ю-87 уже близко — вот они! И тут я окончательно убеждаюсь, что при встрече мы окажемся ниже их. Нужно набрать высоту, но тогда мы вряд ли сумеем атаковать раньше, чем они достигнут переправы. От таких мыслей пробирает озноб и рождается нетерпение, хочется приподнять нос своего «яка» и атаковать прямо в лоб. А потом? Потом проскочим их и уже не в силах будем догнать до бомбометания. Опасно! Мы должны, действовать только наверняка.

.Отказавшись от встречной атаки, разворачиваемся назад и летим параллельным курсом с врагом. Нужное решение для атаки пока не созрело. А может, его и нет? Бывают же безвыходные положения, когда победы достичь невозможно. Блажь! Это оттого, что приходится выжидать. Фронтовая аксиома: в воздушном бою нужно нападать первым. Но сейчас чувствую, что это правило для нас вредно. Нужно подождать, а ждать страшно: с каждой секундой враг приближается к переправе.

С КП кричат:

— Почему не атакуете?

— Так нужно, — бросаю в ответ.