Арсений Ворожейкин - Над Курской дугой

Да, Моря не стало. На фронте часто бывает: блеснет человек ярким светом своей недюжинной натуры, глянь — и нет, проглотила его война. Так случилось и с Моря…

Мы до тонкостей разбирали действия каждого летчика и делали практические выводы. Очередь дошла до Дмитрия Аннина. Ослабев от потери крови, он не мог стоять и сидел на земле. Нам не хотелось тревожить его расспросами.

— Не делайте никакой скидки на мое ранение, — глуховато проговорил Дмитрий. — Я сам виноват: зазевался. Плохим оказался щитом… Из-за моей неосмотрительности «мессершмитты» нас могли сбить…

— Прозевали, — заметил я, понимая, что в ранении ведомого есть и моя вина.

В самом деле, почему ведомый должен смотреть за ведущим, а не взаимно охранять друг друга? Такой вопрос возникал уже не впервые.

Ведомый и ведущий должны меняться своими ролями в бою с учетом обстановки. Сегодня при атаке мы так и делали. Но построение пары этого не обеспечивало. Ведомый не всегда в поле зрении ведущего. Находясь впереди, ведущий, если и заметит в хвосте у напарника вражеского истребителя, мгновенно не сможет помочь товарищу. Требовалось изменить боевой порядок пары и летать не в пеленге, а фронтом, на одной линии и на увеличенном интервале до двухсот — трехсот метров. Это не только улучшит взаимное наблюдение, но и даст возможность обыкновенным доворотом прийти на выручку друг другу.

Когда были выслушаны доклады всех уцелевших летчиков, картина боя прояснилась, и я окончательно убедился, что было бы лучше, если мы все сначала атаковали верхнюю группу истребителей противника.

Очевидно, в воздухе нельзя слепо следовать ранее разработанному плану. Надо действовать творчески, исходя из обстановки.

Только как эту обстановку оценить, понять в вихре развертывающихся событий?

На земле, после боя, все становится проще. Здесь можно посоветоваться с товарищами, с начальниками, штабными работниками, специалистами. А в воздухе у ведущего, когда он принимает мгновенные решения, советчик один — собственная голова. Хорошо, если ты имеешь кое-какой опыт. Но опыт-то на войне достался очень трудно. Каждая его крупинка — это кровь, нервы, кусок жизни. И может быть, извлекать правильные выводы из боевой практики не менее трудно, чем добывать победу.

Пока я раздумывал об этом, техник Мушкин вместе с мастером по вооружению пополняли мой самолет снарядами и патронами.

— Сколько израсходовано за вылет боеприпасов? — спросил я техника.

— Немного больше половины. Задержек не было?

— Нет, оружие работало хорошо.

Четыре очереди — четыре сбитых вражеских самолета. Последняя стрельба неудачная: «мессершмитта» не уничтожил. Правда, подбил его, может, он и не долетит до своего аэродрома, где-нибудь сгорит или упадет, а все равно стрелял по нему плохо. Ведь мог уничтожить, как и первых четырех, с одной очереди. Погорячился. Следовательно, запаса снарядов и патронов на «яке» вполне хватает на уничтожение девяти самолетов противника. Нужно только уметь воевать.

«Берите пример с Горовца», — пришли на память слова командира корпуса генерала Галунова.

Раздумье нарушил посыльный. Смахивая рукой крупные капли пота, катившиеся по румяным щекам, он торопливо выпалил:

— Вас вызывает командир полка… Срочно.

Майор Василяка с капитаном Рогачевым стояли на опушке рощи у радиостанции. Командир только что выпустил на задание новую группу истребителей.

— Что, растерял эскадрилью? С кем теперь воевать-то будешь? — встретил меня Василяка.

Потом голосом, в котором больше чувствовалось сожаление, чем упрек, добавил:

— Не надо залетать далеко в тыл к врагу. Старайтесь вести бой над своей территорией. А то вот оба летчика, если не разбились при приземлении, наверняка попали в плен.

Трудно было принять такой совет. Он почти исключал инициативу, заставлял пассивно ожидать противника в районе своего переднего края и, фактически, вести только оборонительные бои.

— Чем дальше от нашего переднего края перехватишь «юнкерсов», тем лучше, — заметил я. — Им не удастся бомбить наши объекты.

— А я имею в виду бои с истребителями, — уточнил Василяка. — Драться с ними над их территорией — ненужный риск, неизбежны лишние потери. Дома, говорят, и стены помогают.

«Всегда ли?» — подумал я.

Командир полка заинтересовался, почему мы считаем, что пеленг пары устарел и наступила пора летать строем фронта. Рогачев повторил то, что об этом уже было сказано во время разбора боя.

— Но ведь фронт пары не предусмотрен никакими положениями? А потом при таком порядке ведущему придется меньше смотреть за воздухом, а больше за ведомым, — высказал свое сомнение Василяка.

— На войне боевые порядки диктует обстановка, — заметил Рогачев. — Официальные подтверждения появятся уже на основе опыта.

— Фронт пары ни в коем случае не ухудшит ведущему наблюдение за воздухом, — дополнил я. — Ведущий обязан непрерывно крутить головой во все стороны, и ведомый никогда у него не исчезнет из поля зрения. Только в момент атаки командир весь сосредоточивается на противнике, а ведомый охраняет его, находясь сзади и в стороне.

— Это все логично, — согласился командир полка. — А если будем зря терять ведущих? Чуть ведомый зазевался, обоих разом собьют… Командиров надо беречь, недаром ведомый называется щитом ведущего, а ведущий — мечом.

Такое функциональное распределение задач летчиков было неправильным, принижало роль ведомого, ослабляло пару. Я попытался возразить:

— Тут кто-то позаимствовал идею из рыцарских времен. Получается вроде того, что у одного грудь в крестах, а у другого голова в кустах. Сила папы — во взаимодействии летчиков, поэтому и места в бою в зависимости от обстановки должны меняться. Ведущий тоже может быть щитом для ведомого.

Василяка не противился.

Конечно, ведомые всегда должны охранять жизнь командиров, не щадя себя. Раньше, когда были тихоходные самолеты, это обеспечивалось даже самим построением боевого порядка. Будучи впереди плотного строя, командир прикрывался, как стеной сзади летящими самолетами. Атаки же по нему снизу и сзади из-за малых скоростей исключались. Чтобы напасть на ведущего, нужно было прежде всего отогнать ведомых, а это требовало много времени. притом фактор внезапности исключался. С возрастанием скоростей боевые порядки становятся все более разомкнутыми. Это дало возможность нападать одновременно и на ведущего и на ведомого, причем внезапно и быстро. Значит, летчики в паре должны взаимно оберегать себя, верить друг другу. Сила пары — в боевом порядке «фронт». Строй пеленга устарел.

Новая техника рождала и новые тактические приемы. Но майор Василяка с начала Курской операции почти не летал, руководил полетами с земли. Потому-то он и затруднялся сказать по этому поводу что-либо определенное. Хорошо уже то, что не мешал летчикам в поисках организации воздушного боя.