Иван Кратт - Суровый берег

На открытом просторе было очень холодно. Комаров поднял воротник, надвинул фуражку почти до бровей, но ветер пронизывал грубую шерсть шинели, леденил лицо и руки. Бойцы еще больше страдали от стужи. Ни у кого из них не было ни валенок, ни телогреек — зимнее обмундирование получить еще не успели. Многие сидели в кузове, нахлобучив на уши линялые, пропотевшие пилотки, съежившись, пытаясь укрыться промерзшим брезентом. Они даже не оборачивались в сторону разрывов. Не хотелось шевелиться, чтобы не потерять последнюю частицу тепла, еще сохранившуюся у них.

Но внимание Комарова на бойцах задержалось недолго. Впереди показался кузов машины батальона, потом второй, третий. Они стояли, не соблюдая никакого интервала, а за ними виднелись остальные. Батальон остановился — очевидно, вновь случилось несчастье.

Приказав водителю затормозить, Комаров помахал рукой своим машинам и, спрыгнув с подножки, побежал вперед. Миновав два-три ближайших грузовика, он увидел, что на них никого не было — люди собрались метрах в двухстах у передней машины. Снаряд разорвался на ее пути.

«Что они скопились там?» подумал он беспокойно и замедлил шаг, чтобы немного отдышаться.

Второй снаряд упал так близко, что Комаров невольно зажмурил глаза и отвернулся. Однако снова все обошлось благополучно. Снаряд не задел трассу.

Когда, наконец, Комаров достиг места аварии, он понял, что произошло. Вчерашняя незначительная трещина превратилась в широкую промоину, она тянулась через все ледяное поле влево и вправо, пересекая дорогу, и перебраться через нее или объехать было невозможно. Немцы же били как раз по этому участку, одна из машин была уже выведена из строя, командир батальона ранен.

— Расстреляют, как зябликов… — тихо сказал он приблизившемуся Комарову и облизал сухие темные губы. — Переправу нужно…

Его положили на куче брезентов под машиной, рядом с двумя убитыми красноармейцами, накрыли полушубком. Он был ранен в ногу, и молодой санинструктор испуганно рвал бинты, стараясь остановить кровотечение.

— Ничего, — сказал Комаров. — Ничего, построим. Лежи спокойно. — Он неловко погладил плечо раненого, улыбнулся ему и, когда тот закрыл глаза, торопливо отошел. Чтобы спасти батальонного, людей и машины, надо немедленно двинуться.

Трещина простиралась на метр-полтора в ширину, нужны были доски, бревна. И нужны срочно, сейчас.

— Снять борты! — решительно приказал он, подходя к машине, за которой укрылось несколько водителей. — Где заместитель командира?

Но тот уже спешил к нему, худущий, длинный, в ватном бушлате и очках, обрадованный, что пришла подмога. Сам он был скромный, работяга, однако командовать не привык. Зато сразу понял мысль Комарова.

— Снять борты! — повторил он и, быстро подбежав к кузову, откинул крючки.

Теперь догадались и другие. Водители поспешно снимали бортовые доски, волокли к промоине. Люди уже не думали о рвущихся неподалеку снарядах, о стуже, о ненадежном ледяном покрове. Но, не доходя до края трещины, пришлось остановиться. Лед здесь осел, выступившая вода покрыла значительное пространство, и к самой трещине подойти было невозможно.

— Вода, товарищ капитан, — сказал один из шоферов, растерянно опуская щит. — Не…

Снаряд разорвался метрах в пятнадцати слева, взметнулись ледяные осколки, новая трещина перечертила трассу. Нужно было немедленно принимать какое-нибудь решение. Комаров взял щит, поднял его на плечо, затем спокойно, словно совершая самое обычное дело, ступил в воду и пошел к промоине.

Холод пронизал сразу, нестерпимо ожег ноги. Вода проникла за широкие голенища сапог, дошла до колен, но капитан все шел и шел и, лишь разглядев под водой трещину, медленно опустил на нее свою ношу. Придерживая ногой доски, чтобы не всплыли, он сдвинул на затылок фуражку и, обернувшись, закричал зло и громко:

— Давай!

Несколько человек сунулись к щитам, но новый близкий разрыв заставил людей шарахнуться в стороны, и тогда заместитель комбата ухватил доски и, высоко поднимая длинные ноги, полез в воду. Вслед за ним бросились и другие.

Мокрые, окоченевшие, строили люди переправу. Через час с полдесятка машин были уже на той стороне, и на первой Комаров распорядился отправить раненого комбата и двоих убитых красноармейцев. Всех промокших заставил — у кого было во что — переодеться и итти пешком. Он принял общую команду, и люди его слушались беспрекословно.

В обледенелой по пояс шинели, чувствуя, как немеет тело, ходил он от кабинки к кабинке и коротко отдавал приказания. Он сейчас не думал ни о чем ином, не думал, что впереди еще могут быть новые препятствия и новые трещины, мысль была сосредоточена на единственном: переправиться через эту промоину, уйти с пристрелянного квадрата, спасти людей и машины. Только добравшись до своего грузовика, капитан вспомнил, что нужно хотя бы переобуться. В самой последней машине лежали его личные вещи, там были запасные портянки и штаны. Он велел завести мотор, а сам поспешил к кузову, укрытому брезентом.

Обогнув машину, Комаров невольно остановился. У заднего колеса, прислонившись к покрышке, сидел на чемодане тот самый большелицый человек, которого он видел в Ленинграде у Галины. Букалов сидел в укрытом месте, тепло и добротно одетый, и курил папиросу. Как видно, он ночью забрался под брезент и спокойно ехал в чужой машине.

Комаров даже растерялся — до того дерзким и неожиданным было появление здесь постороннего человека. Спохватившись, он быстро приблизился к большелицему и тронул его за рукав.

— Что вы здесь делаете? — спросил он резко.

Букалов погасил о колено папиросу, встал, не торопясь отстранил руку.

— Починили, выходит, военный? — спросил он вместо ответа. Большое лицо его назойливо белело под темной шапкой.

— Документы? — дрожа от холода и возмущения, сказал Комаров.

Большелицый, все так же неспеша, достал из-за пазухи бумажник, вынул удостоверение. В нем говорилось о том, что заведующий снабжением Букалов Г. В. командируется по специальному заданию в Старую Ладогу. Стояли печать и штамп одного из учреждений города.

— Вон! — сказал вдруг Комаров тихо. — Сейчас же!.. А то застрелю, как собаку… — Он швырнул бумажку и, сдерживая себя, с силой засунул руки в карманы.

Букалов понял, что Комаров выполнит свою угрозу. Он молча подобрал вспорхнувшую на ветру бумагу, отошел в сторону.

Так он стоял на льду, угрюмый, хромой, глядя, как уходят вдаль машины, пока не остался один со своим чемоданом.

Три дня шел бой за маленькую лесную станцию на восточной стороне озера. Снаряды рвались у самой насыпи. Изредка они попадали в штабеля ящиков или мешков, и тогда консервные банки далеко катились по мерзлой земле, медленно оседала мучная пыль. Все пути были забиты вагонами, гружеными и порожними, и в эти вагоны и на платформы бойцы торопились подать остающееся продовольствие и боеприпасы. Враг стремился вперед, стараясь перерезать последнюю магистраль, ведшую к Ладожскому озеру из центра страны.