Сергей Сержпинский - Снайпер-инструктор

Винокуров посмотрел на меня c таким выражением лица, мол: «Ну и что тут особенного?»

– А как ты сходил в разведку? – спросил я его.

– Моими разведданными начальство не довольно, им всегда мало, – с обидой произнёс Сергей, и выдохнул струю дыма от трофейной сигареты. – Кёнигсберг, это крупный город, и всё там не обойдёшь и не узнаешь. А были мы там только два дня.

– И как вы туда пробрались?

– Нас перебросили на самолёте, прыгали с парашюта в лес, на полуостров, за пять километров от города. Нам дали документы, будто мы корреспонденты из Берлина. Ходили по городу с фотоаппаратом, брали интервью, фотографировали. Без происшествий не обошлось: на второй день, когда мы пробрались в форт Панарт, наш разведчик «Монах» вдруг заболел простудой. У него поднялась высокая температура, и мы ему дали стакан водки с перцем. В бреду он начал говорить по-русски. Спасло то, что немцы того подразделения сильно напились и не обратили внимания на его бред.

– Из-за этого вы, наверное, раньше вернулись?

– Да, конечно. Нам по заданию дано было пять дней. Но рисковать мы не могли, за два дня и то набрали много ценной информации. Отто и Карл вели себя отлично, как настоящие антифашисты. Без них мне было бы в сто раз труднее. Они среди немцев чувствовали себя, как рыба в воде.

Закончив курить, мы вернулись с веранды в тёплое помещение и там продолжили разговор. В это время в дом вошла группа офицеров во главе с командиром нашего восьмого корпуса, генерал-лейтенантом Завадовским. Все, кто находился в комнате, вытянулись по стойке смирно.

– Здравствуйте, товарищи. Вольно, – не громко сказал генерал и поднялся к Петерсу на мансарду. Через несколько минут они вместе с Петерсом спустились к нам. Завадовский устало сел на стул, закуривая, а Петерс встал возле него, хотя стул ему один из офицеров пододвинул.

– Товарищ командующий, – озабоченно говорил Петерс, – меня беспокоит положение 21-го полка. У них большие потери. Нужно подкрепление.

– Они докладывали вам о причинах тяжёлого положения, когда была связь? – спросил Завадовский.

– Докладывали. Причина всё та же. Нет артиллерийской поддержки. Артиллерия осталась на том берегу, а немцы контратакуют танками. Силы не равные. Полк может не выдержать и отступить на исходные позиции. Разрешите ввести в бой 12-й полк?

Завадовский задумался, затягиваясь сигаретой. Его покрасневшие сонные глаза, слезились от дыма. Петерс стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу, но сесть на стул, без разрешения командира, не решался.

– Ладно, – согласился Завадовский. – Дайте им в подкрепление один батальон. Вы же понимаете, Георгий Борисович, резервов у меня тоже нет. Случись чего, и мы можем оголить фронт. У немцев здесь стянуты большие силы, даже больше, чем у нас. Но мы наступаем за счёт злости и энтузиазма рядовых солдат.

Последняя фраза Завадовского навсегда засела у меня в памяти. Действительно, боевой дух наших солдат был невероятно высок. Когда Завадовский уехал, Петерс косо посмотрел на нас с Винокуровым:

– Вам разве делать нечего?

Зазвонил полевой телефон, телефонист передал трубку генералу, но связь оборвалась. Воспользовавшись паузой, я обратился к нему:

– Товарищ генерал, разрешите отправиться в 21-й полк.

– Хорошо. Отправляйтесь оба. Сейчас я дам команду направить туда батальон подкрепления, с ними вдоль реки и доберётесь.

Вместе с Винокуровым и с подкреплением, я вновь оказался в своём родном полку. Когда полк вошёл на окраину города Тапиау, то я встретил Гришу и Саньку. Было радостно видеть своих друзей живыми и невредимыми. В первой половине дня немцы не жалели ни снарядов, ни патронов, но потом их сопротивление ослабло, и мы быстрее начали продвигаться вперёд, к центру города. Я пытался сравнивать этот город с Даниловым, но всё здесь было не такое, единственное сходство – это не высокие здания, не выше двух этажей, и много деревянных домов. Кроме того, я никак не мог представить свой Данилов горящим и разрушенным.

От дыма пожаров было трудно дышать. Почему много домов горело, не понятно, авиация не работала, из-за облачности. Возможно, немцы их сами поджигали, чтобы нам ничего не досталось.

В центре города, как и в Данилове, стояли кирпичные дома. Многие из них не горели, сохранили свой первоначальный облик. Меня заинтересовала их готическая архитектура, со своей формой окон, оригинальной лепниной на стенах и высокими крышами, с мансардами. Если бы не стрельба и опасность, подстерегающая на каждом шагу, то я ознакомился бы с этой архитектурой более подробно. Каждый дом в центре города приходилось брать с боем, почти везде сидели в засадах вражеские снайпера, и нашим снайперам надо было их обнаруживать и побеждать. Руководить всеми снайперами в условиях боя я не мог, они раскиданы были по разным местам, и каждый действовал по своему усмотрению.

Во второй половине дня мой желудок почувствовал сильный голод, я не ел со вчерашнего дня, и пришлось попросить что-нибудь из еды у товарищей. На мою просьбу Григорий отреагировал нервозно:

– А ты что, самый голодный у нас? Свой паёк сожрал и теперь на мой паёк заришься! Хитёр бобёр.

– Получилось так, потому что я отдал свой паёк вчера русским женщинам, которые были у немецкого кулака в рабстве, – оправдался я.

Про немецких женщин я говорить не стал. Гриша сразу подобрел, снял со спины вещмешок, пошарил там, на дне, извлёк чёрствый кусочек хлеба и отломил от него половинку:

– На, больше у меня ничего нет.

Санька тоже достал последний сухарь и поделился со мной. Мы спрятались во дворе двухэтажного кирпичного дома, и, сидя на скамейке, грызли чёрствый хлеб. Воды во фляжке у меня тоже не осталось, не догадался налить в запас, когда был на командном пункте.

Вокруг нас стреляли. В тылу, за нашей спиной, оставались отдельные группы немцев, они продолжали сопротивляться, засев в домах. Вдруг, послышалось знакомое лязганье гусениц – это наши танки Т-34 появились на улицах города. Значит, переправу через реку уже наладили.

Сухари мы доели, и захотелось пить. Воды у ребят тоже не оказалось. Я взял в рот горсть чистого на вид снега, но он оказался горьким, с неприятным запахом гари. Пришлось его выплюнуть.

– Спасибо за обед, пошли воевать, – сказал я друзьям, вставая со скамейки.

Мы вышли на улицу, осторожно прижимаясь к стене дома. За тремя танками, тихо ехавшими по центру улицы, шли красноармейцы. Впереди танков несколько сапёров очищали путь от мин. Другие группы двигались вдоль домов, наблюдая за окнами противоположных зданий. Мы присоединились к ним. Один из идущих впереди бойцов, упал скошенный пулей. Я слышал одиночный выстрел из окна дома метров за пятьдесят от нас.