Дмитрий Власов - Там, за передним краем

Самсонова свернула письмо и выжидающе посмотрела на Лаврова: дескать, ты командир, ты и ответствуй. А Вадим сам не знал, что сказать. Он глядел на Наташу, на ее ордена Красной Звезды, Славы III степени, медаль «За боевые заслуги», на Надю Чуринову, на ее горящие, как жар, волнистые волосы, на вихрастую Таню Климанову, на грустную сейчас Полину Онищенко, на орден Отечественной войны и партизанскую медаль Лиды Ясюкевич, на отвернувшуюся к окну Риту Кулдзиню… Почти в упор смотрела на него Люда Михайлова. В ее огромных глазах было написано: «Ну отвечай же, командир, отвечай».

А что отвечать? Если бы это было в его власти, он уже сегодня бы каждой из них обелиск поставил. В памяти всплыли заострившееся лицо Вали Труниной с темным пятном на лбу, окровавленные бинты Маши Тарелкиной. И этих девчонок обвиняют в столь непотребном поведении! На один бы день сюда такую вот Мотю, пусть бы хоть раз испытала на себе то, чем живут каждый день эти милые, отчаянные головушки… Он — молодой парень и то вчера перетрусил так, что перед самим собой стыдно. А каково им, девчатам?

Вслух же сказал:

— Не принимайте близко к сердцу. Пройдут годы, и люди воздадут вам должное. Каждая из вас станет человеком-легендой, и смотреть на вас будут не иначе как с восхищением.

Сказал и самому совестно стало: слова прозвучали напыщенно, казенно, как на митинге у плохого оратора.

— Значит, надо ждать, пока пройдут годы? — поднялась со своего места Света Удальцова. — А почему нужно ждать? Почему эти Моти могут сейчас нас грязью поливать?.. Мне не мифический памятник в отдаленном будущем нужен, а уважение ныне, сегодня.

— Подожди, Света, — взяла ее за руку Лида Ясюкевич, — не горячись. Садись лучше. А хотите я вам расскажу, кто такая эта Мотя?

Все удивленно повернулись к ней.

— Вышла она замуж перед самой войной, — начала Лида. — Парень ей попался красивый, непьющий. Рада была, радешенька. Стала ребенка ждать. А тут как раз война. Муженька ее взяли на фронт. Сама она оказалась в оккупации. Год, другой вестей от него никаких. А ему встретилась на фронтовой дороге красивая дивчина. Да не просто красивая, а из-под огня его, раненого, вытащила, кровь свою дала для спасения жизни. Вот и забыл он Мотю. Она потом нашла его адрес. Фотокарточку ребенка послала. Только он остался с той, у которой юбка и гимнастерка из хэбэ защитного цвета и медали на груди… Теперь вам понятно, откуда у нее ненависть к женщине в военной форме?

— Ты вроде оправдываешь ее? — подала голос Полина Онищенко.

— Нет, не оправдываю, — по-прежнему спокойно промолвила Лида, — а хочу понять, разобраться во всем. Ведь что бы мы ни говорили, а та медсестра увела у нее мужа, отца ребенка, надежду и опору ее жизни. И такие случаи, к сожалению, не единичны. За примером далеко ходить не надо. Возьмите Раю Аверину, старшину из финчасти. Ей двадцать три, а живет она с майором, которому далеко за сорок. Все знают: у него жена, дети. И вряд ли он бросит их. А что же будет делать Рая? Может, таких вот и имела в виду Мотя, когда говорила «кому вы будете нужны после войны».

— Но ведь таких-то единицы! — опять взорвалась Света. — Они и до войны были и после нее будут. Разве не было разводов? Разве не уходили к другим? Однако никому и в голову не приходило обвинять какую-то категорию людей по профессии или роду занятий. Почему же о нас, военных девушках, так говорят?

— Говорить плохо о нас могут только крайне ограниченные люди. — Сказав это, Надя Чуринова поднялась с нар и направилась к пирамиде. Остановилась, добавила: — Главное, чтобы у каждой из нас перед собой совесть была чиста. Какова совесть — такова и честь. А на всяких кликуш, которые любой ценой хотят удержать призрачное счастье, я чихать хотела. Гордость и собственное достоинство надо иметь. Иначе зачем же и человеком называться.

— Ой, Надька, как же я тебе завидую, — не спуская с Чуриновой восторженных глаз, проговорила Таня Климанова. — Ты такая волевая, любого можешь отбрить. А я вот так не могу. Неделю назад пошла за почтой. Обратно иду напрямик, через сосняк. Вдруг навстречу мне лейтенант, симпатичный такой. Остановился, развел руками и говорит: «Откуда такая фея? Уж не с той ли тучки спустилась?» Я немного испугалась: черт его знает, что у него на уме. А он дальше заливает; «Где же такое сокровище росло?» И ближе подходит. Я руки вперед вот так выставила, говорю ему: «Но-но, вы не очень, а то как заору». Он смеется и опять за свое: «Таких только во сне можно увидеть. И я бы долго-долго не хотел просыпаться». Потом вдруг ни с того ни с сего бухнул, дескать, позволь, ласточка, хоть один раз поцеловать, в жизни никого не целовал. И смотрит на меня умоляюще. Я хотела было возмутиться, а потом подумала: «Черт с ним, пусть целует, лишь бы отвязался». Говорю ему: «Ладно, только один раз». Он как присосался, у меня даже дыхание перехватило и в глазах потемнело. Еле оторвалась от него и бежать. Думаю, как бы до греха дело не дошло.

И будто свежий ветерок прошел по землянке. Расцвели в улыбке лица девчат. А Света и Полина прямо-таки покатились со смеху. Таня крутила вихрастой головой и смущенно спрашивала:

— Чего это вы, девочки? Может, я не так что сделала?

Ее непосредственность и бесхитростность, откровенный рассказ помогли разрядить обстановку. Посмеявшись, девушки несколько успокоились. Надя Чурикова взяла винтовку из пирамиды, вынула затвор и стала его протирать. Рита Кулдзиня, достав из сумки для противогаза листы чистой бумаги, присела к столу. Полина Онищенко по привычке замурлыкала себе под нос:

«Вот теперь можно и о делах поговорить», — подумал Лавров.

— Разведчики сегодня восторгались, — сказал он, — как их здорово снайпера выручили. Старший сержант Николаев перед отъездом просил еще раз передать большое спасибо Наде и Рите.

— Перед каким отъездом? — негромко спросила Чуринова и взглянула на младшего сержанта. В ее глазах, голубых и бездонных, застыл немой вопрос: «Разве он уехал?»

— Командир полка дал ему отпуск на неделю, без дороги, — ответил ей Вадим. — За удачно проведенный поиск. И сегодня он уехал домой.

Лицо Чуриновой чуть побледнело. Поставив винтовку в пирамиду, она так и осталась стоять, отвернувшись. Лавров понимал, как трудно ей сейчас, и потому поспешил «сменить пластинку». Он попросил девушек рассказать, как прошла охота, что нового они заметили у немцев. Результаты у всех были сравнительно неплохими. Наташа Самсонова и Таня Климанова записали на свой счет по два вражеских солдата. Аня Шилина тоже два, Света Удальцова — одного офицера.

— Что-то гитлеровцы стали усиленно в землю зарываться, — сказала Самсонова.