Сергей Зверев - Сталинградский калибр

Снаряды рвались на позициях батальона так густо, что не было видно ни земли, ни строений. Только дым, пыль и огонь. Несколько раз, поднимаясь по каменной лестнице, Соколов вынужден был опускаться на корточки. Осколки с шумом били в стену возле головы. На самом верху, среди зубьев частично осыпавшейся стены младший лейтенант из батальона Гужова смотрел в стереотрубу, поворачивая ее то вправо, то влево.

– Докладывай! – крикнул Соколов, беря в руки бинокль.

– С севера по путям идет не менее трех десятков танков и до батальона пехоты. Механизированная группа. Пехоту высадили, думаю, в километре за лесом. Вторая группа танков и пехоты на автомашинах и бронетранспортерах обходит станцию с запада. Пока непонятно, идут они к станице или обходят нас, чтобы взять в клещи. Силы пока неясны. Артиллерия бьет по нам с закрытых позиций откуда-то из-за Углегорской. Видимо, там тоже немцы. Я вам на КП сообщил, но вы уже ушли.

Связист сидел на коленях у дальней стены и вопросительно смотрел на Соколова. Лейтенант приказал вызвать «семерку».

– Логунов, танки видишь?

– Тут света белого не видно, командир, – кашляя и отхаркиваясь, отозвался старшина. – Мы пока целы, а у пехоты уже потери. Много их идет?

– Около трех десятков и до батальона пехоты. Они выходят к стрелкам и разворачиваются на тебя по путям. Вторая группа, возможно, атакует нас с юго-запада, но не факт. Слушай приказ, Василий Иванович! Подпускаешь их на расстояние постоянного прицела и бьешь, как в тире. Жди и не горячись, пусть отвечают, пусть лезут вперед. Главное, надо дать им пройти те два вагона и цистерну, что на путях. Пусть танки выйдут на них и пехота выйдет. А потом бей фугасными по вагонам и по цистерне. Устрой им ад! Если с других направлений на нас не пойдут, мы добавим им огоньку другими средствами. Давай, Василий Иванович, надеюсь на тебя!

Связист сорвал вторую трубку телефона и сунул ее Соколову.

– Это Гужов! Они пошли мимо, на Тацинскую. До сотни танков. Разделяются и заходят с севера и северо-запада. И до полка пехоты. Это клещи, Леша! Мы попали капитально. Запроси комбата, какого нам черта держать эту станцию. Нас же по частям разобьют. Тут несколько дивизий подошло.

– Без паники, комбат! Приказа отходить не было.

– А может, они не могут нам передать его!

– Может, но мы не имеем права без приказа уходить. Ты что? Давай, командуй там, у вокзала, а я здесь буду, на путях. На нас прут большие силы. Будь на связи. Я к «семерке»!

Приказав незамедлительно передавать все, что поступит из штаба корпуса, Соколов побежал вниз по лестнице. Артобстрел закончился, но грохот все еще стоял сильный и все еще летели снаряды. А ведь они долбят по Тацинской, понял Алексей. Мы для них мелочь, они корпус хотят зажать с двух сторон. Добежав до своих танков, Соколов махнул Логунову рукой, и тот поспешно спустился в башню, давая место командиру. Опустив ноги вниз, Алексей взял протянутый ему кабель, соединив его со шлемофоном. Говорить теперь стало проще.

Танки шли, широко развернувшись по восемь машин в ряду. За ними мелькала пехота. То один, то другой вражеский танк останавливался и давал выстрел. Били осколочными, нащупывали огневые точки, но оборона молчала. «Терпеть, всем терпеть, тихо», – приговаривал Соколов, выглядывая из-за крышки люка башни. Слева, по самую башню зарытая в землю и битый красный кирпич, стояла «четверка» Лапина. Справа в полусотне метров – «пятерка» Яковлева.

– Внимание всем, я «Зверобой»! Коробочки, огонь! – Отдав приказ, Алексей спустился в люк и закрыл крышку. Теперь все наблюдение через перископ.

Первым выстрелил Логунов. Встал как вкопанный и начал чуть дымить третий слева танк в первой линии. Мгновенно, как по команде, попрятались в люки головы немецких танкистов. Еще два выстрела «тридцатьчетверок». Второй танк развернулся на месте, разматывая перебитую гусеницу. И еще один встал. Открылись люки, танкисты стали покидать подбитую машину. Но теперь и немцы открыли огонь. Стреляли фугасными по всем возможным укрытиям артиллеристов. Сейчас они поймут, что стреляют закопанные танки, и изменят тактику.

Вот первые немецкие машины поравнялись с вагонами, солдаты перебегали, спотыкаясь о рельсы. «А ведь они устали», – подумал почему-то Соколов. Они в таком темпе отмахали почти два километра. «Ну что, вражья сила? Не ждали сюрприза? А вот хрен вам станция, хрен вам Тацинская и хрен вам аэродром».

– Всем, я «Зверобой»! Огонь по цистерне и вагонам!

Первый снаряд каким-то чудом попал по тормозной площадке. От взрыва цистерна покатилась назад. Видно было, как немецкие солдаты шарахнулись в разные стороны. Но тут же второй снаряд угодил точно в емкость, наполовину заполненную бензином. Вспышка была такой, что Соколов зажмурился. Столб огня полыхнул на половину неба. А когда лейтенант протер глаза и снова посмотрел в перископ, то увидел на путях адское плещущее пламя. Горели разлетавшиеся в разные стороны куски цистерны. Передняя тележка лежала на боку, задняя была оторвана и катилась назад, давя людей. Горели несколько танков, на которые выплеснулся жидкий огонь, горели люди. Какой-то большой кусок цистерны с рваными краями лежал в десятке метров от места взрыва, и из него тек огонь. Он бурлил, плевался, хватая все вокруг, и живое, и мертвое.

А потом начали рваться вагоны с авиационными бомбами. Сначала взорвался один левый. Это было что-то невероятное, когда от центра во все стороны полыхнуло огненно-седым дымом, потом по ушам ударил такой грохот, что запершило в горле, из глаз полились слезы, а слух пропал начисто. Пехотинцы лежали в окопах и трясли головами. А там, на путях, людей взрывом расшвыряло на десятки метров. Соколов хорошо видел в перископ, как на рельсы упала дымящаяся нога, покатилась смятая, как фольга, немецкая каска. А еще разлетались и падали неразорвавшиеся бомбы. Их настигал огонь, они растворялись в нем, и снова полыхал взрыв.

– Прекратить огонь, – одними губами прошептал Соколов.

Но танки и так перестали стрелять. Экипажи как завороженные смотрели на то, что происходило в полукилометре от них. Огонь на рельсах начинал понемногу угасать. И на фоне яркого огня стали появляться совершенно черные остовы танков, сорванные башни, перевернутые машины и трупы, трупы, трупы. Черные, обгоревшие. Где-то на самой окраине у леса еще кто-то шевелился на дымящейся земле. И только теперь до Алексея дошло, что он не видит снега. Он испарился…

Откинув крышку, Соколов выбрался из башни и уселся на край люка. Несмотря на большое расстояние, даже на позициях его группы страшно воняло горелой резиной, бензиновой копотью и горелым мясом. Сбоку подошел Гужов, взобрался на башню и сел рядом с лейтенантом.