Амаяк Сирас - Арарат

Грачик и сам бы не мог объяснить, как двигался карандаш в его руке и как он сумел совладать с собой. Сгорая от нетерпения, он слушал диктовку Асканаза, словно какую-то чудесную музыку. Чертя огромные буквы, он ногой отбивал такт, повторяя каждую фразу:

«Линия обороны неприятеля прорвана к северо-западу от Сталинграда протяжением на тридцать километров, к югу — протяжением на двадцать километров»… «Ломая сопротивление противника, наши войска продвинулись вперед на шестьдесят — семьдесят километров»… «Взято в плен тридцать тысяч немцев»… «Неприятель оставил на поле битвы до четырнадцати тысяч солдат и офицеров убитыми»… Наступление развивается успешно.

— Все?.. — с сожалением воскликнул Грачик, когда Асканаз умолк.

— Остальное — завтра, — промолвил Асканаз, пристально взглянув на Грачика.

Разнообразные чувства отражались на лице молодого адъютанта. Он то подкидывал карандаш, то принимался перечитывать сообщение, то вскидывал сияющие глаза на Асканаза: чувствовалось, что если б не военная дисциплина, Грачик тут же пустился бы в пляс. Асканаз понял, что происходит в душе юноши, и порывисто обнял Грачика.

Еще за час до этого Асканаз не представлял себе, как можно выразить словами все то, что происходило в его душе. Теперь он все понимал. Асканазу словно виделась вся его дивизия, весь советский народ, и все, казалось, говорили: «Мы хотели жить на нашей земле, как ее полноправные хозяева, и мы этого добились. Теперь и умереть не страшно!»

Эта мысль не покидала Асканаза и тогда, когда к нему в кабинет собрались командиры и комиссары полков. Все казались преображенными. Берберян, уже второй день болевший гриппом, чувствовал себя так, словно он уже выздоровел.

Асканаз прочитал вслух сообщение. «Наступление развивается успешно»… Что можно было еще прибавить к этим словам? Нужно было только скорей довести до всех эту весть.

Асканаз коротко сообщил, какова задача дивизии, дал указания каждому. Все понимали, что ответственность еще более возросла и армянский народ не должен отставать от других.

Когда собрание кончилось, в кабинете остались Асканаз и Берберян. В соседней комнате Остужко вместе с начальником штаба уточнял свои задания. Берберян официальным тоном обратился к Асканазу:

— Товарищ комдив, с новым пополнением прибыла Ашхен Айказян. Она просила узнать, можете ли вы принять ее.

Уже третий день Ашхен находилась в части, все знали об этом. Она находилась в санбате, но заявила о своем решении работать на передовой. Об этом также было известно многим. В разговоре с Марфушей Остужко намекал именно на Ашхен; он был не прочь, чтобы Ашхен прикрепили к его полку.

Берберян встретился с Ашхен как раз перед тем, как зайти к командиру дивизии. Эта мимолетная встреча так взволновала Мхитара, что он еще не сумел обдумать, как ему вести себя с Ашхен. Передав ее просьбу, он поспешил вместе с Остужко вернуться в полк — сообщить бойцам радостные вести о Сталинградском сражении.

Асканаз несколько раз прошелся по комнате и лишь затем распорядился позвать Ашхен к нему. Асканаз уселся за стол, сжал голову. Перед ним встал образ Ашхен. Сколько событий произошло за эти полтора года! Ашхен… в ту памятную июньскую ночь, когда он готовился выехать из Еревана, она так доверчиво открыла перед ним свою душу. Асканаз вспомнил задушевные письма Ашхен, которые он получал под Москвой. Какие это была тревожные дни и как радовали его эти дружеские письма! Что сейчас переживает Ашхен? Сильно ли она подавлена? Правда, это не в ее характере.

Асканаз на минуту задумался.

— Нет, — промолвил он вслух, вставая из-за стола. — Свершилось именно то, что и должно было свершиться!

Он чувствовал, что Ашхен близка ему по-прежнему. Сейчас она казалась ему достойной еще большего уважения. Как и о чем будут они говорить при встрече? И заговорят ли о Тартаренце?

В комнату вошел радостный и смущенный Грачик и доложил, что пришла Ашхен.

Асканаз встал и поспешил ей навстречу. Она остановилась у входа. Шапку и шинель она оставила в коридоре. На ней была гимнастерка и юбка защитного цвета.

Молчаливый серьезный взгляд ее был устремлен на Асканаза. Асканаз протянул ей руку. Она пожала ее и села у стола.

Многое вспомнила Ашхен в эту минуту. Асканаз был тем человеком, которому она когда-то открыла свое сердце, дружба с которым помогала ей увереннее шагать по жизни. Что же думает он о ней сейчас? Нет, Ашхен не может допустить, чтобы Асканаз хотя бы мысленно мог унизить ее достоинство! Она подняла голову и просто сказала:

— Уничтожен был не мой муж, не отец моего ребенка, а предатель родины. Он понес заслуженное наказание.

— Мы думаем одинаково, — отозвался Асканаз, невольно вспомнив слова, которыми он обменялся с Ниной.

Ашхен было уже известно о сталинградских событиях, и она заговорила об этом:

— В санбате мы едва сумели убедить одного из раненых долечиться. «Пустите, говорит, меня на передовую, пусть узнают сталинградцы, что их победа воодушевила нас всех».

— Да, царит очень большое воодушевление, — подтвердил Асканаз. — Из всех частей сообщают о впечатлении, которое произвела весть о Сталинграде.

— Товарищ полковник, моя работа в санбате не удовлетворяет меня, — помолчав, твердо сказала Ашхен. — Прошу меня назначить на передовую. Я хочу быть с бойцами. В госпитале меня уже приняли в партию, так что вы можете мне доверять.

— Я вам доверяю полностью. Но нахожу, что вы можете принести больше пользы на той работе, какую выполняете сейчас.

Лицо Ашхен омрачилось. Но не желая вступать в пререкания с командиром дивизии, она лишь тихо произнесла:

— В таком случае разрешите хотя бы пойти сестрой в полк. Мне рассказывали о том, как Марфуша выносила раненых из-под огня. Они не будут против того, чтобы я служила в полку?

«Они»? Кто же были эти «они» — Остужко, Берберян? Асканаз с минуту подумал, затем уступил:

— Если вам уж так хочется на передовую, что ж, пошлем. Там Габриэл, Ара, Михрдат, Гарсеван…

— Да, я знаю… — не сразу отозвалась Ашхен.

Она встала, удовлетворенная согласием Асканаза.

Он еще раз внимательно вгляделся в Ашхен. Мелькнула ли у него догадка о том, что Ашхен могла бы когда-нибудь согласиться связать свою судьбу с ним? Может быть. Однако сейчас Асканаз чувствовал, что не время говорить с Ашхен об этом.

Вскоре Асканаз погрузился в очередные заботы: одного за другим он вызывал полковых командиров к телефону.

Выйдя из кабинета в приемную, Ашхен на минуту остановилась перед Грачиком. Если, повинуясь воинской дисциплине и велению внутреннего голоса, она держалась у Асканаза так, как этого требовали место и обстоятельства встречи, то, увидев снова Грачика, она уже не могла и не хотела выдерживать официальный тон: крепко пожав ему руку, ласково потрепала его по волосам, словно он только-только поправился и она его снова провожала на фронт из госпиталя.